интервью
Вячеслав Колейчук: «Авангардист — это художник-изобретатель»
Вячеслав Колейчук — легендарный советский и российский дизайнер и изобретатель уникальных музыкальных инструментов, известный также как автор декораций фильма «Кин-дза-дза». Художник рассказал T&P о том, как искусство создает иллюзии и как механизмы могут генерировать движение и энергию.
Вячеслав Колейчук в своей мастерской
— При нашей первой встрече мне запомнился ваш комментарий, который я хочу переформулировать в виде вопроса и с него начать наш разговор: «Почему горожане не смотрят на звезды?»
— Как мне кажется, люди редко видят, когда они смотрят. Я сам по образованию архитектор, и только когда поехал в экспедицию по Западной Украине со своим приятелем, который изучал стиль модерн (или, по-немецки, югендстиль), только тогда я действительно увидел архитектуру. Целью нашей поездки было подробное изучение построек этой эпохи, начиная от входов в подъезды и заканчивая нюансами деталей фасадов, фронтонов и так далее. Если человек не поставил себе цель или не создал ситуации, в которой он может внимательно смотреть, то он в принципе вообще ничего не видит. Без какой-то внутренней установки он не видит и не осознает многих вещей. Так устроена наша зрительная система: большинство вещей проносятся мимо наших глаз, вплоть до того, что мы иногда можем не заметить идущего нам навстречу знакомого.
Массив информации, который накапливается в городе, настолько многослоен по качеству, разнообразию визуальной информации, шумов, что наша система восприятия отключается, и мы очень мало видим и слышим. Так, например, сейчас мы сидим в кафе, где очень много шума, который состоит из множества разных звуков, и почти все, кроме неожиданных и громких, мы пропускаем. Человеку нужно приложить очень большие усилия, чтобы уловить и отфильтровать отдельные звуки. Плюс ко всему живые или, скажем, природные звуки воспринимаются человеком по-другому, чем звуки, характерные для городской среды.
Прислушиваться и начинать различать звуки в какофонии того же самого кафе — это очень сложная работа. Поэтому я понимаю людей, которые не воспринимают то, что их непосредственно окружает, и чаще всего в своих мыслях находятся абсолютно в другом месте.
— Как мне кажется, люди редко видят, когда они смотрят. Я сам по образованию архитектор, и только когда поехал в экспедицию по Западной Украине со своим приятелем, который изучал стиль модерн (или, по-немецки, югендстиль), только тогда я действительно увидел архитектуру. Целью нашей поездки было подробное изучение построек этой эпохи, начиная от входов в подъезды и заканчивая нюансами деталей фасадов, фронтонов и так далее. Если человек не поставил себе цель или не создал ситуации, в которой он может внимательно смотреть, то он в принципе вообще ничего не видит. Без какой-то внутренней установки он не видит и не осознает многих вещей. Так устроена наша зрительная система: большинство вещей проносятся мимо наших глаз, вплоть до того, что мы иногда можем не заметить идущего нам навстречу знакомого.
Массив информации, который накапливается в городе, настолько многослоен по качеству, разнообразию визуальной информации, шумов, что наша система восприятия отключается, и мы очень мало видим и слышим. Так, например, сейчас мы сидим в кафе, где очень много шума, который состоит из множества разных звуков, и почти все, кроме неожиданных и громких, мы пропускаем. Человеку нужно приложить очень большие усилия, чтобы уловить и отфильтровать отдельные звуки. Плюс ко всему живые или, скажем, природные звуки воспринимаются человеком по-другому, чем звуки, характерные для городской среды.
Прислушиваться и начинать различать звуки в какофонии того же самого кафе — это очень сложная работа. Поэтому я понимаю людей, которые не воспринимают то, что их непосредственно окружает, и чаще всего в своих мыслях находятся абсолютно в другом месте.
— Способность нашей системы восприятия оставлять большую часть информации без внимания — это, наверное, главное условие, при котором могут существовать иллюзии. Что такое иллюзия и что, на ваш взгляд, интересней — создавать иллюзии или их разоблачать?
— Ну, конечно, интересно как создавать, так и разоблачать. Я всю жизнь занимаюсь иллюзорными вещами. Более того, я изучал психологию зрительного восприятия и то, как мы смотрим на мир, какие признаки характеризуют пространство, движение, какие признаки имеет свет и как мы воспринимаем трехмерное пространство. Чем трехмерное пространство отличается от плоских объектов? Например, живопись всегда иллюзорно представляет нам изображенный предмет. Даже когда художник не ставит задачи создать трехмерное пространство, мы считываем информацию, невольно добавляя к ней третье измерение. Идеально плоской картины мы не увидим никогда. Так уж устроено наше зрительное восприятие, оно синтезирует образы, иногда вне зависимости от наших желаний. Наш мозг генерирует образы, которых в действительности нет, и все это благодаря нашей системе зрения и тому, как она устроена.
К этим феноменам относятся эффект последействия движения и инвертированный образ, который у нас возникает после вспышки, то есть негатив того, что мы увидели до появления света. Продуктивность нашего зрения делает нас людьми, и, собственно, эти знания или наблюдения осознанно или, чаще всего, интуитивно используют художники. При помощи моих знаний я быстро распознаю, на каких механизмах построены работы таких художников, как, например, Аниш Капур. В его объектах, симулирующих бесконечные пространства, иллюзия глубины пропадает, когда зрение привыкает, и становится видно фактуру и границы пространства. Если зрителю знакомы эти механизмы, то он по-настоящему может оценить всю тонкость ситуации, даже больше, чем тот, кто видит только саму иллюзию бесконечного пространства.
— Ну, конечно, интересно как создавать, так и разоблачать. Я всю жизнь занимаюсь иллюзорными вещами. Более того, я изучал психологию зрительного восприятия и то, как мы смотрим на мир, какие признаки характеризуют пространство, движение, какие признаки имеет свет и как мы воспринимаем трехмерное пространство. Чем трехмерное пространство отличается от плоских объектов? Например, живопись всегда иллюзорно представляет нам изображенный предмет. Даже когда художник не ставит задачи создать трехмерное пространство, мы считываем информацию, невольно добавляя к ней третье измерение. Идеально плоской картины мы не увидим никогда. Так уж устроено наше зрительное восприятие, оно синтезирует образы, иногда вне зависимости от наших желаний. Наш мозг генерирует образы, которых в действительности нет, и все это благодаря нашей системе зрения и тому, как она устроена.
К этим феноменам относятся эффект последействия движения и инвертированный образ, который у нас возникает после вспышки, то есть негатив того, что мы увидели до появления света. Продуктивность нашего зрения делает нас людьми, и, собственно, эти знания или наблюдения осознанно или, чаще всего, интуитивно используют художники. При помощи моих знаний я быстро распознаю, на каких механизмах построены работы таких художников, как, например, Аниш Капур. В его объектах, симулирующих бесконечные пространства, иллюзия глубины пропадает, когда зрение привыкает, и становится видно фактуру и границы пространства. Если зрителю знакомы эти механизмы, то он по-настоящему может оценить всю тонкость ситуации, даже больше, чем тот, кто видит только саму иллюзию бесконечного пространства.
© Anish Kapoor
Я связываю иллюзии с продуктивной способностью нашей зрительной системы. Это не минус и не плюс, мы продуцируем образы вне зависимости от наших желаний. Только художник, знающий об этом, может ловко использовать эти эффекты для осуществления своих идей и для достижения желаемой реакции у публики.
В моих работах я часто использовал именно такой момент иллюзорности, когда одно реальное движение порождает иллюзорное. Тем самым, глядя на мои работы, зритель синтезирует формы и воспринимает их как реальные. Такие семантические и геометрические иллюзии одинаково воспринимаются универсально — в восприятии нет региональных различий. Многие из подобных иллюзий использовались в оп-арте такими художниками как, например, Бриджит Райли.
При наличии необходимых знаний иллюзии становятся раскрываемыми. Но, конечно, есть еще и ряд других иллюзий, как, например, интеллектуальные или социальные иллюзии. Именно благодаря продуктивности нашего восприятия рождаются мифы, без которых мир выглядел бы по-другому. Можно было бы все измерить, жить правильно и рационально. Однако без иллюзий было бы скучно, причем не только художникам, но и вообще всем людям.
Человек вообще устроен по-другому, не как машина, для которой характерна точность и у которой нет излишней продуктивности. К примеру, тело человека обладает тридцатью степенями свободы движения, которые дают ему чрезвычайную пластичность, в то время как для машины достаточно лишь шести таких степеней.
В моих работах я часто использовал именно такой момент иллюзорности, когда одно реальное движение порождает иллюзорное. Тем самым, глядя на мои работы, зритель синтезирует формы и воспринимает их как реальные. Такие семантические и геометрические иллюзии одинаково воспринимаются универсально — в восприятии нет региональных различий. Многие из подобных иллюзий использовались в оп-арте такими художниками как, например, Бриджит Райли.
При наличии необходимых знаний иллюзии становятся раскрываемыми. Но, конечно, есть еще и ряд других иллюзий, как, например, интеллектуальные или социальные иллюзии. Именно благодаря продуктивности нашего восприятия рождаются мифы, без которых мир выглядел бы по-другому. Можно было бы все измерить, жить правильно и рационально. Однако без иллюзий было бы скучно, причем не только художникам, но и вообще всем людям.
Человек вообще устроен по-другому, не как машина, для которой характерна точность и у которой нет излишней продуктивности. К примеру, тело человека обладает тридцатью степенями свободы движения, которые дают ему чрезвычайную пластичность, в то время как для машины достаточно лишь шести таких степеней.
— Поскольку мы уже коснулись темы движения, то хочется поговорить о следующем: в кинетическом искусстве частью формальных элементов или даже материалом художника часто являются природные силы, такие как ветер, вода и так далее. В настоящее время интерес к работе с силами природы переживает ренессанс, это очень близко к науке и к исследовательской работе в сфере возобновляемой энергии. Я нередко заглядываюсь на ветряки и думаю: это ведь гениальные «кинетические» объекты.
— Да, это такие сказочные Колоссы, которые живут сами по себе. Они могут достигать размера в 180 метров, и это, конечно, впечатляет.
Человек — выдумщик, он накладывает культурные стереотипы практически на все: и на живое, и на неживое. В связи с этим мне вспоминается рассказ Андрея Платонова «Машинист», где он как бы очеловечил паровоз, который для него был не просто какой-то железкой, а живым существом. Он знал о нем все, все его недуги, любил, холил, смазывал и так далее. И в этом смысле проекция культурных стереотипов и собственных состояний человека на какие-то механические, движущиеся объекты, наверное, и есть то, как человек осваивает технику, придавая ей качества друга и товарища. Движение вообще связано с жизнью.
— Да, это такие сказочные Колоссы, которые живут сами по себе. Они могут достигать размера в 180 метров, и это, конечно, впечатляет.
Человек — выдумщик, он накладывает культурные стереотипы практически на все: и на живое, и на неживое. В связи с этим мне вспоминается рассказ Андрея Платонова «Машинист», где он как бы очеловечил паровоз, который для него был не просто какой-то железкой, а живым существом. Он знал о нем все, все его недуги, любил, холил, смазывал и так далее. И в этом смысле проекция культурных стереотипов и собственных состояний человека на какие-то механические, движущиеся объекты, наверное, и есть то, как человек осваивает технику, придавая ей качества друга и товарища. Движение вообще связано с жизнью.
В.Немухин, A.Куркин, П.Беленок, В.Колейчук
— Ну а вы занимались проблемой движения, порождающей энергию? Сейчас все пророчат новую, так называемую четвертую революцию, и это будет энергетическая революция. Мне кажется, что кинетическое искусство, как никакое другое, изначально, может, даже неосознанно, занималось именно этими темами.
— Ну, конечно, интерес к движению, порождающему энергию или новое движение, возник намного раньше кинетического искусства у изобретателей и ученных. В Политехническом музее в Москве есть оригиналы макетов изобретений Пафнутия Львовича Чебышева, знаменитого математика XIX века, такие как «Стопоходящая машина». «Стопоход» передвигается по плоскости с помощью изощренной механики вращательного движения, генерирующего поступательное движение.
В 70-е я делал изобретения и придумал схему огромной трубо-парусной ветростанции, которая должна была висеть над землей на высоте десяти километров, где дует бешеный ветер. Это был своего рода ветряк с пневмоустройством, наполненным легкими газами. Я не знал, как разрешить проблему с тросами, передающими энергию на землю. В то время не было легкого материала, и трос длиной в десять километров был бы слишком тяжелым. Но сейчас для этого уже есть материалы, и эту технологию уже используют, но тогда это был утопический, но очень красивый проект.
— Ну, конечно, интерес к движению, порождающему энергию или новое движение, возник намного раньше кинетического искусства у изобретателей и ученных. В Политехническом музее в Москве есть оригиналы макетов изобретений Пафнутия Львовича Чебышева, знаменитого математика XIX века, такие как «Стопоходящая машина». «Стопоход» передвигается по плоскости с помощью изощренной механики вращательного движения, генерирующего поступательное движение.
В 70-е я делал изобретения и придумал схему огромной трубо-парусной ветростанции, которая должна была висеть над землей на высоте десяти километров, где дует бешеный ветер. Это был своего рода ветряк с пневмоустройством, наполненным легкими газами. Я не знал, как разрешить проблему с тросами, передающими энергию на землю. В то время не было легкого материала, и трос длиной в десять километров был бы слишком тяжелым. Но сейчас для этого уже есть материалы, и эту технологию уже используют, но тогда это был утопический, но очень красивый проект.
Вячеслав Колейчук, «Невозможный объект», 1971 г.; «Три стакана», 1996 г.; «Куб в осеннем пейзаже», 1984 г.
— Как художественный проект он прекрасен своим утопическим замыслом. Лучшие художественные проекты, как мне кажется, — это те, в которых чего-то недостает для того, чтобы он стал прикладным.
— Но я ведь еще и изобретатель, и мне даже хотелось получить патент на эту идею, но я не стал бороться за него. Еще один похожий проект назывался «Солнечный парус», но был уже для космоса.
— Еще утопичней?
— Неясно, насколько этот замысел был утопичен. Как оказалось, что-то похожее уже запускали. Смысл проекта был в том, что тонкая пленка, подвешенная на кинематическую цепь (все в сложенной компактной упаковке или капсуле), запускается в космос и раскручивается при больших оборотах, как гироскоп. При раскрытии капсулы цепь растягивает эту тонкую пленку на 100–200 метров, в результате чего образуется огромный зонтик с зеркальной поверхностью, который может отражать Солнце, посылать лучи на Землю или при необходимости генерировать солнечную энергию. А также, возможно, при помощи давления солнечного ветра — так как известно, что свет тоже имеет силу, — он мог бы улететь в далекий космoс.
Находясь на земле, сложно все предвидеть, но есть опыты, которые показывают, что в контролируемом безвоздушном пространстве движение такого рода клетчатки может активировать луч света.
— Но я ведь еще и изобретатель, и мне даже хотелось получить патент на эту идею, но я не стал бороться за него. Еще один похожий проект назывался «Солнечный парус», но был уже для космоса.
— Еще утопичней?
— Неясно, насколько этот замысел был утопичен. Как оказалось, что-то похожее уже запускали. Смысл проекта был в том, что тонкая пленка, подвешенная на кинематическую цепь (все в сложенной компактной упаковке или капсуле), запускается в космос и раскручивается при больших оборотах, как гироскоп. При раскрытии капсулы цепь растягивает эту тонкую пленку на 100–200 метров, в результате чего образуется огромный зонтик с зеркальной поверхностью, который может отражать Солнце, посылать лучи на Землю или при необходимости генерировать солнечную энергию. А также, возможно, при помощи давления солнечного ветра — так как известно, что свет тоже имеет силу, — он мог бы улететь в далекий космoс.
Находясь на земле, сложно все предвидеть, но есть опыты, которые показывают, что в контролируемом безвоздушном пространстве движение такого рода клетчатки может активировать луч света.
Вячеслав Колейчук, «Лента Мёбиуса», 1981 г.
— Инструменты, которые вы изобретаете, воспроизводят звук, очень напоминающий экспериментальную музыку из фантастических фильмов. Тем самым вы создаете некую виртуальную идею космоса и отходите от науки.
— Да, вы, вероятно, говорите об овалоиде, акустическом инструменте, который я создал в 1993 году. Oн даже вошел в «Энциклопедию музыкальных инструментов мира». Иногда я называю овалоид металло-синтезатором за сложность, богатство и разнообразие видов звукоизлучения. Извлекать звук из него можно не только смычком, терочкой, а чем угодно, к тому же играть на нем могут сразу три человека. Самое главное в этом инструменте — свободная вибрационная сфера. Два диска из тонкого дюралюминия, размер которых превышает метр, стоят на двух точках, скрепленных тонким болтом только в одном единственном месте. За счет минимального соприкосновения получается диафон. На нем играют, а он при этом усиливает звук. Свободная с точки зрения механики структура может производить сложные реверберации звуков. Этот инструмент стоит на двух опорных пунктах, и звук происходит непонятно откуда, подобно чуду.
— К вам обращались звукорежиссеры с желанием использовать овалоид для записи звука в фантастических фильмах?
— Специально для фильмов нет. Но этот инструмент в основном используют композиторы, такие как Иван Загни, который не раз применял мой инструмент для своей работы. А также болгарский композитор Станислав Крейчи решает свои композиторские проблемы, работая на овалоиде. И вместе с Марком Пекарским я играл на оволоидах в Рахманиновском зале.
— Да, вы, вероятно, говорите об овалоиде, акустическом инструменте, который я создал в 1993 году. Oн даже вошел в «Энциклопедию музыкальных инструментов мира». Иногда я называю овалоид металло-синтезатором за сложность, богатство и разнообразие видов звукоизлучения. Извлекать звук из него можно не только смычком, терочкой, а чем угодно, к тому же играть на нем могут сразу три человека. Самое главное в этом инструменте — свободная вибрационная сфера. Два диска из тонкого дюралюминия, размер которых превышает метр, стоят на двух точках, скрепленных тонким болтом только в одном единственном месте. За счет минимального соприкосновения получается диафон. На нем играют, а он при этом усиливает звук. Свободная с точки зрения механики структура может производить сложные реверберации звуков. Этот инструмент стоит на двух опорных пунктах, и звук происходит непонятно откуда, подобно чуду.
— К вам обращались звукорежиссеры с желанием использовать овалоид для записи звука в фантастических фильмах?
— Специально для фильмов нет. Но этот инструмент в основном используют композиторы, такие как Иван Загни, который не раз применял мой инструмент для своей работы. А также болгарский композитор Станислав Крейчи решает свои композиторские проблемы, работая на овалоиде. И вместе с Марком Пекарским я играл на оволоидах в Рахманиновском зале.
— Если бы вместо дяди Вовы из фильма «Кин-дза-дза» вы бы попали на планету Плюк, хотели бы вы вернуться в Советский Союз или предпочли бы остаться там? И если бы вы остались, чем бы вы там занимались?
— Я как раз люблю драматические сюжеты. Я по натуре борец, и меня не остановишь. Я могу незаметно отступить, но все равно сделаю как хочу, поэтому у меня нигде не будет проблем с выживанием.
Я говорю своим студентам, что нужно иметь побольше терпения и сильный характер, много знать и для этого учиться всю жизнь, а в какое время и при каком строе ты живешь, не имеет значения. Когда я вижу вещи, которые меня окружают, я понимаю, как они действуют, потому что знаю, где я живу. Хоть окружающая среда и меняется, я буду жить в ней так же хорошо, как и в любом другом месте. А изобретателем я был бы везде: хоть на планете Плюк, хоть на Земле.
Многие думают, что изобретатели сидят и напряженно пытаются что-то придумать, но именно им необходимы такие путешествия и передряги, как на планете Плюк. Почти все мои идеи возникали по пути на работу или когда я ехал в автобусе. Идеи приходили в непонятном состоянии не то во сне, не то наяву, а затем я эти идеи быстро записывал.
Однако потом требуется терпение для их реализации. Некоторые проекты длятся по тридцать лет, так как разрешить проблему сразу не получается, а лишь когда все компоненты в сборе и проект доводится до удачного завершения. Жизнь всегда была жесткой: и в Советском Союзе, и, я думаю, здесь, в Берлине, она не легче. Еще не изобретены такие устройства, которые бы смягчали жизнь.
— Вы как-то сказали, что вы художник-авангардист, а что вы подразумеваете под этим названием?
— Для меня авангардист — это художник-изобретатель.
— Я как раз люблю драматические сюжеты. Я по натуре борец, и меня не остановишь. Я могу незаметно отступить, но все равно сделаю как хочу, поэтому у меня нигде не будет проблем с выживанием.
Я говорю своим студентам, что нужно иметь побольше терпения и сильный характер, много знать и для этого учиться всю жизнь, а в какое время и при каком строе ты живешь, не имеет значения. Когда я вижу вещи, которые меня окружают, я понимаю, как они действуют, потому что знаю, где я живу. Хоть окружающая среда и меняется, я буду жить в ней так же хорошо, как и в любом другом месте. А изобретателем я был бы везде: хоть на планете Плюк, хоть на Земле.
Многие думают, что изобретатели сидят и напряженно пытаются что-то придумать, но именно им необходимы такие путешествия и передряги, как на планете Плюк. Почти все мои идеи возникали по пути на работу или когда я ехал в автобусе. Идеи приходили в непонятном состоянии не то во сне, не то наяву, а затем я эти идеи быстро записывал.
Однако потом требуется терпение для их реализации. Некоторые проекты длятся по тридцать лет, так как разрешить проблему сразу не получается, а лишь когда все компоненты в сборе и проект доводится до удачного завершения. Жизнь всегда была жесткой: и в Советском Союзе, и, я думаю, здесь, в Берлине, она не легче. Еще не изобретены такие устройства, которые бы смягчали жизнь.
— Вы как-то сказали, что вы художник-авангардист, а что вы подразумеваете под этим названием?
— Для меня авангардист — это художник-изобретатель.
