В сентябре 1997 года в Касселе прошел Первый киберфеминистский интернационал, собравший порядка тридцати художниц, активисток и мыслительниц из восьми стран (в том числе и из России: Алла Митрофанова прочитала лекцию, а Глюкля и Цапля [художницы-участницы группы «Что делать?» и «Фабрика найденных одежд». — Прим. ред.] вместе с огромной куклой из-за проблем с визами нелегально перемещались из страны в страну и слали по факсу записи из своего путевого дневника). К этому моменту киберфеминизм уже включал в себя целый ряд практик и форматов, позволявших участницам движения взаимодействовать между собой и одновременно разрушать господствующую систему. В этот список входили чаты только для женщин, почтовые рассылки, художественные практики и воркшопы, кружки по самообразованию, веб-зины и объединения хакерш.
В ходе съезда Интернационала киберфеминистки обсудили такие темы, как цифровые само-репрезентации женщин и тел-данных; теории видимости гендерных различий в сети; киберсекс; феминистское порно; опасность фетишизации желания и способы поддержки сетевых феминистских проектов в разных странах. Вместо того, чтобы дать четкое и строгое определение киберфеминизма, был выпущен 101 антитезис о том, что не является киберфеминизмом. Кроме множества других вещей, из этого списка можно, например, узнать, что киберфеминизм не поддерживает квантовую механику, не имеет ничего общего со скучными игрушками для скучных мальчиков и не представляет собой зону, свободную от курения.
Впрочем, никто и не ожидал, что киберфеминистки будут серьезно обсуждать вопрос об общепринятом определении своего движения. В конце концов, киберфеминизм не стремился стать новой тотальной идеологией, претендующей на объективное объяснение всего в мире. Скорее он, по выражению Аллы Митрофановой, должен был стать браузером «для просмотра и навигации в современных культурных сдвигах и историческом наследии».