В те времена, когда я еще думала, что карьеру можно планировать, я предполагала, что смогу применить опыт, который накоплю в управлении (я занималась управлением финансов), в социальной сфере и что это будет развитие системы образования: новые формы, новые модели, в том числе финансовые.

В один год у меня в жизни совпало много факторов: реструктуризация компании, в которой я работала, и усыновление троих детей. Это такие мощные, меняющие все вокруг себя обстоятельства, которые требуют и сильных внутренних изменений. Я более внимательно стала прислушиваться к тому, что мне говорит каждый день и что говорят люди. А люди на встречах, в том числе по работе, в том числе бизнесмены, говорили приблизительно следующее: «Ну и чего тебе эти финансы? Ты же помнишь, какая у тебя была мечта? Ты хотела заниматься образованием. Вот и займись».

Оказалось, что в этой сфере бизнес готов вкладываться в развитие. У бизнесменов появился запрос: подросли дети, и не всем хочется отправлять их куда-то, хочется создавать условия вокруг себя. А людей, которые могли бы управлять большими финансами, в этой среде нет. Исторически нет — потому что она по-другому формировалась.

В этот же период я встретилась с Сергеем Солониным, который не просто сказал: «Займись». Он спросил: «Что тебе для этого надо?» Я поделилась идеями. Он сказал: «Хорошо, у тебя полгода, давай». Это огромный кредит доверия. Мы решили, что будем заниматься образованием, потому что на это есть системный запрос. Образование дает максимальное плечо на любую точку приложения в смысле социальных изменений, и нам важно было не заниматься благотворительностью, а искать новые технологии и формировать социально устойчивые модели.

Сначала мы решили сосредоточиться на подростковом возрасте. Наш первый проект «Солярис» был системой мероприятий для подростков, которая помогала им найти свою мечту и предназначение. Мы говорили про самореализацию и осознанность, про то, как брать ответственность за выбор на себя, про то, что этих выборов может быть много. Этого в принципе нет в школе: просто некогда, надо готовиться к экзаменам. А мы считаем, что это важно. Поскольку мы пришли из бизнеса, то и начинали бизнесово: тысяча детей в Москве, тысяча детей в Тольятти, десятки школ там и здесь. Мы хотели сделать масштабированную на всю страну историю, а для этого любой проект нужно начинать не в Москве, потому что Москва не масштабируется.

Мы изучали международный опыт и обратили внимание на глобальную компанию «Ашока», которая 40 лет назад принципиально изменила подход к поиску инноваций: они ищут людей, а не проекты. Во-первых, основатель «Ашоки» высказал гипотезу, что если есть какая-то проблема (а мы повсеместно говорили, что есть проблема системы образования — об этом говорят во всех странах мира, независимо от уровня развития или общественного строя), то всегда есть кто-то, кто знает, как ее решать, — иначе проблема не была бы идентифицирована. Значит, надо найти того, кто берет на себя смелость, и просто помочь ему ресурсами. Это одна тема, от которой мы отталкивались. И вторая: пока мы что-то называем инновацией, она неотделима от человека, лидера. Потому что проект — это, скорее всего, уже адаптированная, нашедшая форму идея и, может быть, уже не инновация, учитывая скорость изменений. Если мы хотим все время быть немного впереди, нужно искать людей на этапе замысла.

Мы сделали Карту лидеров инноваций в образовании по методу «снежный ком» — провели около 330 интервью по всей стране, следуя за простым вопросом: «Кого вы можете порекомендовать как лидера инноваций в образовании в стране?» И у нас появилось уже не 100, а 1000 имен. На вопрос о том, что считать инновациями, они тоже отвечали сами, мы тегировали, кто как их понимает. Я, например, несколько раз обсуждала эту тему с Александром Григорьевичем Асмоловым, мне понравилось, как он ее структурирует, и это оформило в некую формулу тот принцип, который мы интуитивно использовали, когда искали проекты. Есть технологические инновации, это могут быть как информационные технологии, так и какие-то другие — образовательные, методологические. Допустим, на уроках кройки и шитья своя технология, и там тоже может быть инновация: как быстрее пошить передник, например. Есть смысловые инновации. Они затрагивают культурные коды и, как правило, встречают максимальное сопротивление, потому что меняют привычки. Это болезненно для людей. Есть самые хитрые и интересные для нас инновации — это технологии, меняющие смысл.

Для меня была открытием концепция Сергея Зиновьевича Казарновского — сейчас в его школу ходят все мои дети. Многие говорили, что раз это музыкально-драматическая школа, там готовят актеров. Но я лично, как мама, совершенно не руководствовалась этим. Драматическое искусство, которое прошито через все школьные уровни, — это метадисциплинарный подход. То есть это связка литературы, истории, психологии, философии, часто математики, музыки, физкультуры. Это проект, потому что дети учатся работать в команде, в отведенном временном отрезке, с понятным конечным результатом. Это проект, который учит детей отдавать, а такого очень мало, потому что вся система образования построена таким образом, что их учат брать: вкладывают туда знания и даже не ждут, пока они зададут вопрос. А когда ты выступаешь с театральной постановкой и у тебя есть зрители, ты отдаешь. Плохое у тебя настроение или хорошее — ты должен максимально отработать вместе с командой. Это еще и самый естественный способ изучения эмоционального интеллекта и развития эмпатии, про которые сейчас много говорят.

Для меня драматическое искусство было неочевидным примером проектного обучения. Но, в принципе, любая практическая работа в команде (и даже не в команде) — когда тебе надо получить конкретный результат, и он может быть разным, неважно, занимаешься ты естественными науками или делаешь социальную работу — учит наблюдать влияние разных факторов и рефлексировать. И есть как минимум рекомендации к тому, чтобы это было внедрено во всех школах.

Конечно, сложно перестраивать систему. Где взять педагогов, которые умеют взаимодействовать в таком формате? Но так было всегда. Я вспоминаю свое образование: это не школа, это конкретные личности, с которыми посчастливилось. Если это поцелованный Богом человек, чем бы он ни занимался, он передает эту любовь ученику. Литература — значит, будет литература. Математика — значит, математика.

Один из важнейших факторов, влияющих на изменение системы образования, — это появление там частных денег. Среднее образовательное звено во всех странах мира — это достижение цивилизации и гарантия Конституции, государственная обязанность. А государство — любое, каким бы оно ни было — консервативно по природе, поэтому не может успевать за скоростью инноваций, это может делать только частный капитал. Задача — сделать так, чтобы частный капитал пришел в образование, чтобы произошли большие системные изменения. Это необычные инвестиции, они отличаются от просто венчурных инвестиций, потому что в них есть составляющая, которая называется социальным эффектом. Хотя мы сейчас понимаем, что это касается всех инвестиций, но здесь она очевидна: инвесторы заходят в этот сектор не за прибылью. Для них финансы — это просто гарантия устойчивости и развития проекта. А заходят они за социальными изменениями. И умение выделять так называемые преобразующие инвестиции, как минимум выделять социальные эффекты, а в идеале их еще и измерять — это для рынка новая компетенция, которую мы изучаем на практике тех портфельных компаний, куда Сергей Солонин заходит как инвестор. Портфель прямых инвестиций у нас начал формироваться из Карты лидеров. Сейчас в нем десяток компаний, они разные, и на разных этапах это территория, где рынка как такового нет, нет моделей, поэтому мы тоже учимся вместе с ними.

Крупных бизнесменов, которые занимаются образованием, становится больше: кто-то открывает частную школу, кто-то инвестирует в образовательные проекты. Просто у нас не принято об этом рассказывать, к сожалению. А надо, чтобы были примеры. Есть Рубен Варданян, который делает большие экосистемные кластерные проекты («Сколково», UWC в Дилижане — это площадки для развития индустрии в целом). У Вадима Мошковича большой проект — школа «Летово», «Севергрупп» вложилась в «Нетологию». Есть много проектов поменьше. Об этом сейчас говорят больше, чем три года назад, и это становится интересно другим, это растущий интерес. Надо понимать, что есть информационные технологии, то есть IT-проекты, где только частные инвесторы, просто они не все выделены в отдельные техпроекты, а многие живут в венчурном формате. Тот же «Учи.ру» в начале поддерживали 10 инвесторов.

Институциональная поддержка в любой проект приходит только на определенном этапе, а в начале в тебя все равно верит только кто-то из близких. Любую идею надо пробовать. Есть же классические рекомендации: прежде чем к тебе придет инвестор, ты должен пройти три «F» или три «Д» — Friends, Family, Fools (соответственно, на русском языке Друзья, Домочадцы, Дураки). В образовании все то же самое. Понятно, что развитой институциональной инфраструктуры поддержки отдельно для образования на венчурном рынке нет. Мы уже года два-три обсуждаем институциональные акселераторы, но пока не видим для этого среды, она еще формируется. Должен быть поток инвесторов и поток проектов — их пока потоком нет. Сейчас это все точечная территория, здесь больше работают инструменты менторинга, индивидуального коучинга.

Одно из узких мест системы в том, что очень трудно вырваться из Москвы. У нас на карте больше половины проектов — московские, москвичи на 80% рекомендуют москвичей. Но есть, например, прекрасный проект «Ньютон-парк» в Екатеринбурге. Его создал бизнесмен Илья Васкецов. Очень похоже на «Экспериментариум», только на совершенно другом бизнесовом уровне: они сразу делали франшизу, там больше маркетинговых приемов, начиная с униформы и заканчивая процессом обучения сотрудников. А начинал Илья тоже для себя: дети подросли. Или проект «Соседство»: дети из Томска, Владивостока, Красноярска и других городов ездят по обмену друг к другу и учатся вместе, — получаются такие межрегиональные тусовки. Есть замечательные директора и много хороших школ, от томской школы «Эврика-развитие» до государственных школ, например, в Ижевске или в Казани (IT-лицей или Международная школа Казани).

Сейчас все проекты, которые нами проинвестированы, — московские, хотя у нас нет ограничений. Но образование — это вообще локальная штука, с точки зрения преобразований регионам важно привлекать местных бизнесменов. А часто деньги и не нужны — это иллюзия, иногда за этим просто прячутся. Деньги — это дрова, которые нужно подбросить в топку. А в начале должен быть этот костер: должно быть понимание масштаба.