Как объяснить чувства с помощью науки
«Нет дофамина —
нет любви»
В России уже 10 лет 8 июля отмечают День семьи, любви и верности. В основе этого праздника лежит легенда о православных святых Петре и Февронии. «Теории и практики» в ответ собрали серьезную научную базу, с помощью которой можно объяснить, оправдать или исправить чувства. Как любовь помогает эволюции, что происходит с мозгом влюбленных, почему самцы часто оказываются собственниками, можно ли найти себе идеальную пару с помощью математики, как в обществе меняется отношение к семье и сексу, а также когда создадут таблетку от несчастной любви — в дайджесте T&P.
Любовь как наука
Дарвин считал, что любовь является элементом полового отбора. Эта идея была довольно революционной для традиционного викторианского общества, ведь она гласила, что женщина выбирает себе партнера, а не наоборот. По мнению Дарвина, самцы борются за внимание самок всеми возможными способами. В результате в ходе эволюции у них закрепляются необходимые для победы признаки и черты характера. Например, большие рога у самцов оленей или пышный хвост у павлинов — все, что может привлечь самку. У людей примерно так же: любовь возникает, когда партнер обладает определенным набором качеств, которые делают его привлекательным кандидатом для моногамных отношений. В свою очередь, эти качества (вроде верности и доброты) появились в результате полового отбора.
С точки зрения нейробиологии любовь является продуктом деятельности головного мозга — сложным нейробиологическим феноменом, появившимся в ходе эволюции. [...] Любовь, способная свести людей вместе и удержать их рядом для рождения и выращивания потомства, с доисторических времен служит основой выживания вида. По мнению нейробиолога, специалиста в области антропологии Хелен Фишер и ее исследовательской группы из Ратгерского университета (Нью-Джерси, США), она опирается на три нейрофизиологические подсистемы, запускающие сексуальное влечение, симпатию и привязанность. Сексуальное влечение, которое выходит на сцену первым, толкает нас ко встречам с потенциальными партнерами, симпатия позволяет выбрать среди них подходящего, а привязанность помогает создать долговременную связь и дает нам силы сотрудничать друг с другом до тех пор, пока не будет исполнен родительский долг. [...] Ученые уверены, что в будущем в арсенале врачей, психотерапевтов и психиатров появятся «нейропрепараты» — высокоэффективные синтетические модуляторы активности мозга, направленные на определенные рецепторы в тех или иных рефлекторных дугах и способные помочь человеку справиться с нежелательной страстью.
Важнейшую роль в формировании привязанности у самцов [степной полевки] играет выброс дофамина в прилежащем ядре. Существуют препараты, которые блокируют рецепторы к дофамину, например знаменитый галоперидол, который много лет использовался в психиатрических клиниках, чтобы успокаивать буйных пациентов. Так вот, если перед свиданием сделать самцу степной полевки инъекцию галоперидола, то спариваться-то с самкой он будет, но никакой привязанности у него не возникнет. Нет дофамина — нет любви, извините. А вот если, наоборот, перед знакомством с самкой ввести животному апоморфин, который повышает активность дофаминовых рецепторов, то привязанность возникнет даже в том случае, если за шесть часов контакта никакого секса не было.
C экономической точки зрения выбор супруга или супруги становится следствием выбора университета и компании, определяющих основной круг общения. Если мы инвестируем в учебу деньги, а в карьеру — силы, то можем получить «прибыль» в виде подходящих любовных отношений. И, кажется, это неплохая сделка. Но что же такое «подходящий» супруг или супруга и как правильно оценить отношения? Специалисты IFS объясняют, что в семейной жизни люди обычно создают общее положительное или отрицательное «сальдо» — разность между поступлениями и расходами обоих супругов, — которое распределяют между собой. Вот почему при выборе партнера мы всегда оцениваем его человеческий капитал. Значит ли это, что чаще выбирают самых богатых? Ученые уверены, что нет. Ведь большой человеческий капитал возникает не только на основе развитых способностей и больших ожиданий, но и на основе готовности рискнуть. Например, человеческий капитал молодого Стива Джобса был больше, чем у его сверстников из более богатых семей, хотя доходы у последних были выше.
Чтобы проиллюстрировать метод дифференциальных уравнений, предположим, что Ромео любит Джульетту, но в нашей версии этой истории Джульетта — ветреная возлюбленная. Чем больше Ромео любит ее, тем сильнее она хочет от него спрятаться. Но когда Ромео охладевает к ней, он начинает казаться ей необыкновенно привлекательным. Однако юный влюбленный склонен отражать ее чувства: он пылает, когда она его любит, и остывает, когда она его ненавидит. [...] Составив уравнения, обобщающие усиление и ослабление чувств Ромео и Джульетты, а затем решив их, мы сможем предсказать ход отношений этой пары. Окончательным прогнозом для нее будет трагически бесконечный цикл любви и ненависти. По крайней мере четверть этого времени у них будет взаимная любовь. [...] Ромео и Джульетта ведут себя как простые гармонические осцилляторы. Таким образом, модель предсказывает, что функции R (t) и J (t), описывающие изменение их отношений во времени, будут синусоидами, каждая из них возрастающая и убывающая, но максимальные значения у них не совпадают.
Любовь как болезнь
Зоолог Дэвид Бараш наблюдал грустный пример проявления собственнического инстинкта среди горных синешеек. С началом сезона размножения самец и самка синешейки вместе построили гнездо и обустроились в нем. Когда самец полетел добывать пропитание, Бараш поместил чучело, изображавшее самца синешейки, на одной из веток неподалеку от гнезда. И тут случился настоящий скандал. Вернувшийся с добычей супруг, увидев «соперника», решительно атаковал его. Затем он с той же ожесточенностью набросился на свою партнершу, жестоко потрепав ее и вырвав пару главных маховых перьев. Она улетела прочь, а самец вскоре вернулся с другой самочкой, вместе с которой и вывел потомство. [...] Поскольку собственническое поведение столь широко распространено в природе, специалисты дали ему название: охрана партнера. По их мнению, это стремление к сексуальной эксклюзивности является одним из центральных аспектов ухаживания у множества видов. Как правило, в качестве охранника выступает самец, оберегающий самку — как от незаконно вторгшихся чужаков, так и от измен по воле самой дамы. И этому есть серьезная причина, связанная с эволюцией. Если самец сумеет изолировать партнершу от других особей мужского пола на время овуляции, она понесет его потомство и его гены будут переданы далее в вечность.
Термин «любовная бомбардировка» описывает ситуацию, когда человека буквально заваливают проявлениями любви, не давая ему спокойно вздохнуть, — но не из бескорыстных чувств, а потому, что это позволяет оказывать на него сильное влияние. Этот прием чем-то напоминает попытку всучить клиенту кредит в банке, только в этом случае жертве приходится расплачиваться личным временем и пространством. Со стороны такое повышенное внимание может выглядеть как искренний и неконтролируемый поток чувств, но, по сути, это способ очень быстро войти в доверие, не позволяя человеку критически осмыслить ситуацию, а впоследствии и манипулировать им. [...] Человек, подвергшийся любовной бомбардировке, чувствует, что им восхищаются, о нем заботятся, его принимают и понимают. Одновременно его личностные границы начинают размываться, он обнаруживает, что новый партнер (новая компания друзей) начинает заполнять всю его жизнь и влиять на его мнение. [...] Основная опасность заранее запрограммированных ситуаций, которые возникают в результате «любовной бомбардировки», заключается в том, что человек может на время забыть, кто он такой и какими чувствами и опытом располагает — помимо чувств, опыта и роли, которую ему навязывают извне.
Созависимость до сих пор не входит в число официальных психических заболеваний (несмотря на то что ее еще в 1987 году предлагали включить в DSM), но она в каком-то смысле изменяет сознание. Пациенты говорят, что субъективно это состояние напоминает планетную систему со смещенным центром, как если бы в результате ужасной ошибки небесные тела, включая само светило, вдруг принялись бы вращаться вокруг одной из планет, слепо натыкаясь друг на друга. Главным элементом мироздания для созависимого становится другой человек, который получает роль определяющего фактора во всем: настроении, самочувствии, самооценке, планах, уверенности в себе и в завтрашнем дне. Он окрашивает собой все обстоятельства, факты, время и пространство, влияет на частоту пульса и кровяное давление, отсутствие или наличие проявлений невроза, продуктивность труда. [...] Выйти из такого состояния и начать жить нормальной жизнью трудно, а не впасть потом в депрессию или новую зависимость от человека или чего-нибудь другого трудно вдвойне. Часто без помощи психотерапевта обойтись не получается, хотя специалисты говорят, что есть и случаи, когда при должной осведомленности люди справляются и сами.

Около половины опрошенных признаются, что шпионят за своими бывшими после расставания — например, проверяют их фотографии на предмет появления нового партнера. Мы склонны недооценивать сложность человеческой психики, поэтому нам это кажется безобидным. [...] В прошлом такие изощренные способы мониторинга не были доступны — как следствие, дистанцироваться от закончившихся отношений было легче. Человек мог попытаться выведать что-нибудь у общих друзей, использовать телефон или в крайних случаях окончательно минимизировать свои шансы на успех — залезть в форточку к бывшей девушке. Фейсбук в этом вопросе становится виновником тревожной динамики, и если вы не удалили своего бывшего партнера из друзей (как происходит в большинстве случаев), то в вашем распоряжении находится инструмент круглосуточной слежки — как если бы вы никогда не расставались. [...] Выяснилось, что боль романтических мук не является иллюзорной, то есть теперь мы можем быть уверены, что влюбленность является еще одной формой зависимости.
В 1999 году группа специалистов под руководством нейробиолога Донателлы Мараззити из Университета Пизы выяснила, что в первые месяцы любовь напоминает обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР). В обоих случаях участники исследований беспокоились из-за малейших деталей и страдали от навязчивых мыслей; кроме того, врачи обнаружили у них изменения в работе транспортных белков, перемещающих серотонин. Уровень этого белка и самого серотонина у всех людей был одинаковым, но не соответствовал норме. «Это наводит на мысль, что любовь в буквальном смысле слова вводит нас в состояние, которое нельзя назвать нормальным», — отметили специалисты. Когда же через 12–18 месяцев они снова протестировали влюбленных участников эксперимента, выяснилось, что уровень серотонина у них вернулся к обычным значениям и навязчивая идеализация партнера (способность к порождению абстрактных и конкретных психических отображений отсутствующих стимулов) исчезла. Все это означает, что лекарства от ОКР, грубо говоря, помогают и от чрезмерной симпатии к объекту влюбленности.

Любовь в обществе
Эволюционный биолог Роберт Мартин: «Люди склонны лелеять два несовместимых представления: о том, что человек в норме моногамен, и о том, что мужчины чаще изменяют женщинам, чем женщины мужчинам. [...] Где, спрашивается, мужчины берут дополнительных партнерш? Эта загадка следует и из данных множества опросов, согласно которым у одного мужчины в среднем бывает больше половых партнерш, чем у одной женщины партнеров. Но если, судя по сообщениям мужчин, у них бывает в среднем, скажем, десять партнерш, а у женщин, судя по их сообщениям, только четыре партнера, то кем были шесть дополнительных партнерш каждого мужчины? Одно из распространенных объяснений состоит в том, что, хотя участникам таких опросов и гарантируют анонимность, мужчины склонны из хвастовства преувеличивать число своих партнерш, а женщины — из скромности преуменьшать число партнеров. Исходя из простейших математических соображений, если то или иное общество в целом моногамно, то есть только две возможности: либо женщины и мужчины изменяют одинаково часто, либо сексуальные потребности многих неверных своим партнершам мужчин удовлетворяют немногие женщины, у каждой из которых масса партнеров. Как показало одно недавнее исследование, завышенное число партнерш, называемое мужчинами, связано с тем, что они учитывали проституток, но, очевидно, стеснялись признаться в том, что оплачивали свой дополнительный сексуальный опыт. Это подводит нас к фундаментальному эволюционному вопросу: приспособлен ли человек по своей биологической природе к какой-то определенной форме социальной организации и какой-то определенной системе половых связей? Как показывает сравнение разных культур, как вид мы исключительно изменчивы в обоих отношениях».
Биолог Дмитрий Жуков: «Общество последней четверти XIX века, приняв как естественное соперничество самцов, игнорировало второй аспект, противоречащий идее мужского доминирования. Хотя, например, Ги де Мопассан, который вряд ли читал труд Дарвина, прямо указывает, что женщина выбирает любовника, а не наоборот. Да и сейчас многим людям кажется странной мысль о пассивной роли мужчины в формировании супружеской пары. Между тем решающая роль мнения женской особи совершенно понятна, если исходить из диспропорции энергетических затрат на воспроизводство. Самец может, по крайней мере теоретически, иметь сотни и тысячи потомков, а самка — только единицы. Соответственно, самец может себе позволить потратить часть энергии на получение потомков, которые окажутся нежизнеспособными или бесплодными. Самка же не в состоянии позволить себе расточать энергию впустую. Самки и женщины наблюдают за турнирами и другими поведенческими формами конкуренции самцов и выбирают супруга исходя из результатов этих турниров. [...] Выявить отрицательные качества мужчины до заключения брака — важнейшая задача, стоящая перед женщиной. Любовникам достаточно нравиться друг другу своими привлекательными, приятными чертами, но супруги могут быть счастливы лишь в том случае, если подходят один другому своими недостатками».
Историк Кэрол Дайхаус: «Поколения девушек фантазировали, как будут вести глубокие беседы о смысле жизни с человеком, который отнесется к ним как отец-исповедник или священник, с сочувствием к выпавшим на их долю трудностям. Безусловно, эта фантазия была особенно популярна среди сельских девушек, в окружении которых едва ли были образованные люди (не считая викария). Женские секреты доверялись священникам в интимной атмосфере исповеди. Предполагалось, что человек со статусом священника или служителя церкви не представляет для женщины опасности, уважительно к ней относится и разбирается в безднах человеческой души. [...] В 1950-х о семейной жизни писали немало. Многие женщины, изможденные тяжелым трудом и экономией военного времени, мечтали жить в удобных «современных» домах. [...] В то время женщинам трудно было найти высокооплачиваемую работу, поэтому ставку приходилось делать на удачный брак с мужчиной, который мог обеспечить содержание идеального дома и создание идеальной семьи. Лучшими мужьями считались обладатели серьезных профессий: доктора, юристы и «коммерсанты» — достойные доверия честные мужчины, разделявшие семейные ценности. [...] В 1960–70-х все больше и больше девушек так или иначе получали высшее образование — и в дальнейшем строили жизнь совсем не так, как это делали их матери. У молодых женщин появились другие амбиции, ожидания и представления о мужчинах и браке, и это привело к появлению новых моделей желаемой мужественности: рок-звезд, мятежников и революционеров».
Социолог Елена Здравомыслова: «Вплоть до начала XX века... люди, которые не вступали в брак, считались неудачниками, для них имелось даже специальное обозначение: старые девы (для женщин) и бобыли (для мужчин). Бездетные — это вообще сказочная неудача: жили-были, детей не было, все заплакали и стали делать Снегурочку. Это все характерно для традиционного общества. [...] Сейчас речь идет уже не только о модернизированной, современной семье, но и о возникновении нетрадиционных семей — по способам проживания, по устройству сексуальных отношений, по выбору репродуктивной политики. [...] Особенности советского наследия — в противоречивом вмешательстве государства на разных этапах. В 20-е годы государство говорит, что семья — это отживший социальный институт и «рассемеивание» — это и есть социалистический, коммунистический проект, а на смену семьи придет трудовой коллектив, который станет квазисемьей и создаст условия для отношений, воспитания детей и даже ухода за стариками. Потом власть все-таки говорит, что семья — это ячейка общества, но она должна жестко контролироваться государством. [...] Женщины в Советской России массово вышли в сферу оплачиваемого труда примерно на 50 лет, то есть на два поколения, раньше, чем в Западной Европе. На женщин легла двойная нагрузка: в семье они сохраняют традиционные позиции, полностью отвечают за заботу, уход, домашние работы и одновременно в свою гендерную роль включают заработки. Это наш контракт, он остается до сих пор устойчивым, но размывается в разных социальных слоях. У мужчины гендерная роль в семье тоже устойчиво сохраняется как роль добытчика, который все-таки рассчитывает, что львиную долю семейных забот, особенно прикладной домашней работы, будет брать на себя его супруга».
Профессор современной русской истории в Оксфордском университете Дэн Хили: «Сталинские идеологи преобразовали троп национальной невинности в классовую теорию «естественной» гетеросексуальности. Именно этот, возникший еще при Сталине миф о естественной гетеросексуальности и лежит в основе нынешней одержимости «традицией». [...] Идея о том, что Россия не подвержена сексуальным порокам, имеет богатую родословную. В XIX — начале XX века сексуальные расстройства считались в российских образованных кругах плодами цивилизации. Поэтому пороки, порожденные городской жизнью и вездесущей страстью к наживе, никогда не считались важной российской проблемой. У народа, подавляющее большинство которого составляли крестьяне, никаких сексуальных отклонений быть не могло. Эта буколическая сексуальная простота прекрасно вписывалась в общую тенденцию романтизации крестьянства; после 1905 года российские ученые постепенно начали отходить от подобных взглядов, в том числе и от убежденности в сексуальной невинности крестьянства. Между 1905 и 1930 годом все большее распространение в России стали получать либеральный и чисто медицинский дискурсы. [...] После революции 1917 года большевики не выработали никакой четкой и ясной политики по вопросу о гомосексуальности. В 1922 году содомия была декриминализована, отношение к гомосексуалам в интеллигентной среде чаще всего было довольно гуманным; того же взгляда придерживалась и верхушка медицинского сообщества. Международное левое движение приветствовало такой подход, рассматривая его как знак свершившейся в СССР сексуальной революции. Тем не менее московская сексология по-прежнему подходила к предмету с некоторой осторожностью. Советские психиатры редко ссылались на классовые различия, но тем не менее склонялись к тому, чтобы считать гомосексуальность преимущественно буржуазной или аристократической аномалией; подразумевалось, что она отомрет вместе с этими классами».
Сексуальное просвещение в России
«Информация о женской сексуальности не включена в учебник по биологии даже в минимальном количестве, а в публичном пространстве куда больше дезинформации на эту тему, чем даже базовых знаний. Гинекологи (врачи, которые в первую очередь сталкиваются с последствиями) во многих случаях знают репродуктивную систему, но дезинформированы в вопросах сексуальности, как и остальное общество. Разумеется, еще меньше подростки знают о телах другого пола. Представления о сексуальном взаимодействии отсутствуют у большей части населения, и некому учить подростков, например, тому, как обеспечить друг другу удовольствие или как распознать недобровольный секс, харассмент и тому подобные вещи. Вопросы насилия в семье замалчиваются совершенно. К сожалению, очень трудно советовать, к кому подросток может обратиться. Даже специалисты, которые должны помогать — психологи, врачи, учителя, — могут иметь совершенно непредсказуемые пещерные представления о сексуальности, гендере и тому подобном. Образование специалистов в этих вопросах отсутствует так же, как сексуальное образование в школах. По сути, получение подростком необходимой информации — вопрос везения».
«Я как-то выступал с педагогической лекцией на одном собрании перед родителями и преподавателями воскресных школ в Прибалтике. Там много детей из христианских семей учатся в школах Евросоюза. А у них сексуальное воспитание является обязательным предметом учебной программы. Родители в ужасе: «Как же нам быть? Как нам спасти детей от этого всего? Как нам не пускать их на эти ужасные уроки? Вот, они в Голландии вообще фаллоимитаторы на уроках показывают». Я их спрашиваю: «Хорошо, а вы сами помните, где и как вы получили свое сексуальное образование и воспитание?» Они с пылом отвечают: «Что вы, что вы, как можно! Мы же выросли в Советском Союзе, у нас ничего такого не было!» Не было, говорите? А я вам расскажу, что было на самом деле. В школьном туалете, в подворотне, в пионерском лагере вы узнавали о себе, о поле, о мальчиках и девочках и о физиологии человека. В такой форме, таких выражениях, образах и картинках, что любая Голландия с ее фаллоимитаторами покажется игрушкой. А сегодня дети получают все это через интернет и мы имеем дело с вообще не контролируемой средой. [...] Но традиционно это не артикулируемая проблема. Я сам только-только начинаю разговаривать об этом в публичном пространстве, и у меня нет ответов на большинство вопросов, я сам не знаю, как тут подступиться. Но совершенно очевидно, что здесь надо что-то менять и пересматривать, а мы и тут традиционно идем с большим опозданием. Наш завороженный взгляд в прошлое не дает нам возможности смотреть в настоящее и уж тем более в будущее».
Быстрое чтение
Еще
Видео
Made on
Tilda