Разговор о феминизме у нас только начинается. Я смотрю на это с точки зрения гуманитарного знания. Главная проблема в том, что мы в основном вынуждены сейчас опираться на зарубежные исследования. И это в некотором роде логично, потому что на Западе, и не только на Западе, существует колоссальное количество литературы, которую мы должны прочитать и освоить. Проблема заключается не столько в прочтении этих книг, сколько в попытке адаптировать их к тому довольно интересному опыту борьбы женщин за равноправие и вообще ситуации женщины в нашей стране, который у нас совершенно не исследован. До сих пор нет вообще никакой истории женщин в России, в отличие от большого количества других стран, где есть пятитомники, десятитомники.

Общий предрассудок — это что наши женщины были бесконечно угнетены, это патриархальное общество, где женщина вынуждена была существовать в таком тяжелом положении. Отчасти это верно, но если внимательно посмотреть на существующие в нашем обществе практики, мы увидим довольно интересную и не совсем однозначную картину. Любопытный пример - прекрасная книга американской исследовательницы Мишель Маррезе «Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700–1861)». Она описывает там ситуацию, которая наверняка не очевидна тем, кто эту книгу не читал или не интересовался спецификой правовой культуры в России. Выясняется, что русские дворянки на сто лет раньше получили право наследования имущества и свободного распоряжения имуществом. То есть они могли иметь собственные поместья, продавать, покупать, управлять. Во многих европейских странах женщины получили такую возможность только через сто лет.

Если мы возьмем советскую ситуацию, на 50 с лишним лет у советских женщин появились те права, за которые их европейские современницы бились со страшной силой, однако в патриархальном сознании эти права редко ощущались как достижения. Более того, как раз в 1960–1970 годах начинается уже официальный тренд на патриархальные ценности, на отторжение всех этих завоеваний. Это очень хорошо видно в фильмах тех лет: даже если мы посмотрим на комедии Рязанова сквозь эту призму, на целый ряд советских фильмов вообще, то там как раз вырисовывается такая ностальгическая идеализированная картина дворянских поместий. То есть отторжение советской тоталитарной культуры проходило в поисках альтернативной системы ценностей, этических и эстетических идеалов. Никаких других культурных традиций, кроме дворянской культуры, не было. Отсюда вся эта романтизация дворянской чести, идея этих прекрасных семей, где детишки и женщины в белых платьицах, это все прокачивалось через культуру, причем абсолютно неосознанно. Неудивительно, что в 1990-е годы эта идея патриархальной семьи, где мужчина — добытчик, а женщина в белом платьице условно сидит дома, стала моделью для огромного количества женщин. Мы сейчас говорим, что у нас такие репрессивные механизмы государства, что принимается целый ряд законов, поражающих женщин в правах, — ведь этим занимается то самое поколение, которое выросло на всех этих фильмах.

Мне бы очень хотелось, чтобы мы наконец начали сознательно изучать и писать историю женщин в нашей стране. Я думаю, здесь бы нас ждало очень много открытий, причем, я бы сказала, приятных открытий. До тех пор, пока мы сидим в системе каких-то предрассудков, поверхностных суждений, без восприятия глубинных моментов эволюции и развития, я боюсь, что мы вынуждены будем быть в состоянии такой догоняющей модернизации.

Если в целом в мире мы уже за все хорошее и против всего плохого, мы знаем, что дискриминация — это нехорошо, то почему же сексизм сохраняется? Один из ответов для меня заключается в том, что он часто оказывается невидим.

Доброжелательный сексизм осознается как основа для проявления дискриминации только в последнее время. Выделяют три ключевые идеи, на которых он базируется. Первая — это идея о гармонии полов, о комплементарности гендерных ролей, о том, что мужчины и женщины созданы разным образом, чтобы дополнять друг друга. И здесь появляются различные идеи, касающиеся того, для чего предназначены мужчины и женщины, и эти описания предназначения становятся не просто описаниями, но предписаниями. Помимо этого, обязательной частью доброжелательного сексизма является идея романтической любви как основы счастья женщины: без внимания мужчины она не может почувствовать себя полностью счастливой. С детства девочки получают сообщения о том, что он тебя дергает за косички, потому что ты ему нравишься, и в этом и есть твое большое счастье. В более позднем возрасте женщина может быть какой угодно успешной, но у нее обязательно спросят, что у нее там в семейном плане, замужем ли она, есть ли у нее дети. Третья составляющая доброжелательного сексизма — это патернализм как установка сверху, установка защищающая. Мы наблюдаем две формы патернализма. Есть патернализм прямой и явный, который обычно раздражает, но мы его не всегда осознаем и понимаем: это когда позиция сверху предполагает позицию взрослого по отношению к позиции ребенка. Женщины и техника — это как раз любимая тема про патерналистские установки: они не могут разобраться, не могут справиться с какими-то сложными вопросами. И более доброжелательный патернализм, который предполагает модели рыцарского поведения. Эти модели рыцарского поведения, на первый взгляд, привлекательны, но тоже предполагают фокус не на объекте заботы, а на том, кто заботится. Он оказывается сильным, контролирующим и регулирующим, то есть решающим, нужно или не нужно это делать.

Чем отличается сексизм от вежливости? Вроде бы хорошо быть рыцарем, хорошо уступать дорогу, открывать дверь, подавать пальто. Но вежливость достаточно сильно отличается от сексистских проявлений. Для меня критерием различия является вопрос: насколько это можно распространить на всех? То есть если это относится ко всем, если здесь важен человек, по отношению к которому я проявляю вежливость, значит, здесь есть по крайней мере возможность обойтись без сексизма. Если это больше сконцентрировано на том, что «Я не могу позволить себе, чтобы женщина при мне платила, как я буду выглядеть в своих глазах!», то это фокусировка на себе, это уже не про вежливость.

Исследования показывают, что действительно женщины часто вызывают симпатию и стереотипы о женщинах в целом более положительные, чем стереотипы о мужчинах, но эти же исследования говорят о том, что, например, мужчины, которые оценивают женщин как симпатичных, в 90% случаев ставят им более низкие оценки с точки зрения уважения.

В рекламе бытовых товаров — стирального порошка, средств для мытья посуды и так далее —женщины отрабатывают традиционные роли, но голос за кадром, как правило, мужской, который говорит, что это правильный товар и его нужно купить. Потому что с мужским голосом ассоциируется компетентность, симпатия и уважение.

Мы уже формируем умение замечать проявления сексизма со стороны мужчин по отношению к женщинам, но часто проявления сексизма со стороны женщин выглядят некими особенностями индивидуальных отношений, то есть это конкретно этой женщине не нравится какая-то другая женщина. Замечать этот момент тоже важно. Зачастую женщины поддерживают сексизм потому, что они оказываются в вилке: либо я буду страшная феминистка и все будет направлено против меня, либо я буду поддерживать систему, которая обещает мне хоть какие-то бонусы, если я буду правильно себя вести — тихо, хорошо и комфортно для окружающих.

В контексте домашнего насилия есть три уязвимые группы: пожилые люди, дети и, конечно же, женщины. Если мы говорим о международной статистике, то 80% случаев пострадавших от домашнего насилия — это именно женщины. Женщин никогда не бьют, потому что они плохие или хорошие. Женщин бьют именно потому, что они женщины, потому что общество это позволяет, и с этим, конечно, нужно бороться. В мире большое количество примеров, как с этим можно бороться успешно.

В России нет понятия домашнего насилия, поэтому даже та статистика, которая имеется, не полностью отображает то, что происходит, потому что у подобных преступлений очень высокий уровень латентности и можно смело утверждать, что 70–80% случаев оказываются в тени. Тем не менее можно говорить о том, что насилие в той или иной степени встречается в каждой четвертой семье. Мы можем утверждать, что две трети умышленных убийств обусловлены семейно-бытовыми мотивами, — это официальные данные МВД. Тысячи женщин погибают от рук мужей или других близких.

Существует четыре вида насилия. Все начинается с психологического насилия, задача в это время — изолировать женщину от ее привычного окружения, где ей могли бы сказать, что что-то не так, и сделать так, чтобы она была зависима в этих отношениях. Проблема у нас в стране заключается в том, что даже проблема физического насилия еще не очевидна, в обществе происходят дискуссии по поводу того, насколько приемлемо или неприемлемо бить женщину. Если мы говорим о сексуальном насилии, мы должны понимать, что это не только те случаи, когда изнасиловал какой-то незнакомый человек. Потому что, опять-таки, статистика показывает, что большинство случаев изнасилования происходит, когда люди были заранее знакомы. В нашем обществе до сих пор нет такого понятия, как изнасилование в браке. Хотя очевидно, что, если люди решили вместе прожить жизнь, это абсолютно не дает прав одному человеку делать с другим все что вздумается. Экономическое насилие — это когда мужчина решает самостоятельно, каким образом тратить деньги, что требуется семье, что не требуется, он может ограничивать женщину в ее выборе профессии, работы.

Есть обязательство государства — защищать людей от угрозы жизни и здоровью, тем не менее нет никаких механизмов, которые бы такое право закрепляли. Потому что на сегодняшний день если у нас люди сталкиваются с проблемой домашнего насилия, то это дело частного обвинения. То есть пострадавший должен самостоятельно идти в полицию, заявлять о случившемся, самостоятельно идти в мировой суд, объяснять и доказывать вину обидчика, самостоятельно искать информацию о кризисных центрах — зачастую полицейские даже в своих субъектах не знают о существовании кризисных центров и не могут подсказать женщинам, где попросить психологическую и юридическую помощь. У нас это абсолютно разрозненные звенья.

Очень многие страны пришли к выводу, что нужны реабилитационные центры именно для мужчин. То есть, когда в обществе нет четкого понимания, что такое насилие, что такое агрессия и где грань, нужно помогать мужчинам перевоспитываться. Например, в Израиле по решению суда мужчина может быть отправлен в такой центр, где с ним будут работать психологи и специалисты. Они утверждают, что у них на 95% позитивная тенденция.

Многие ученые, философы предлагали свои концепции гендерных различий. Знаменитый социолог Толкотт Парсонс предложил, например, теорию социальных ролей. Такая классическая всем известная теория: если ты родился мужчиной, значит, у тебя одни инструментальные функции, то есть ты добытчик, защитник и так далее. А у женщины это экспрессивные функции, функции заботы, ухода: варить борщ, заниматься детьми. Этот традиционный контракт «мужчина-кормилец, женщина-домохозяйка» очень глубоко проник в наше сознание. Многие люди до сих пор рассказывают историю, что мужчины охотились на мамонтов, поэтому теперь женщины лучше варят борщ. Но сейчас эта теория уже считается несостоятельной, она многократно раскритикована.

Мужчины также являются жертвами патриархата и несут на себе издержки маскулинности, несут на себе необходимость все время доказывать и показывать, что ты мужчина. И, конечно, крайним проявлением этой роли является армия и военные конфликты, где, в первую очередь, считают, что мужчина должен вспомнить о своей главной жизненной функции — быть защитником.

Когда мы говорим о гендерных стереотипах, мы часто забываем, насколько мы сами делаем этот выбор. Например, современная европейская тенденция одевать мальчиков в голубое, девочек — в розовое. Понятно, что это часть маркетинга, коммерциализации, это некоторое принуждение. Родители очень переживают, что другие люди могут неправильно определить пол ребенка. Мы видим, что это очень важная часть нашей психологии, нашей идентичности — быть правильно гендерно маркированными.

Женщины у нас должны выбирать между двумя патриархальными институтами: семья или работа. Есть прекрасный, не такой патриархальный институт — это образование. У нас 16 миллионов женщин с высшим образованием, а мужчин — 12 миллионов.

Женщина у нас — обслуживающий персонал. То есть отношения обычно строятся как начальник — подчиненная. Поэтому на работе очень часты случаи сексуального харасcмента, приставаний, которые женщины часто не расценивают как приставания. Однако мы периодически сталкиваемся с такими историями: «Начальник просил иметь с ним сексуальные отношения, я отказала, меня уволили». Также у нас 70% низкооплачиваемой работы выполняют женщины, в то же время им достается только 40% высокооплачиваемой работы, что тоже неправильно, поскольку женщины более образованны.

Женщина в России выбирает себе мужчину, который ее может содержать. И в этом заложена, конечно, бомба замедленного действия. Мужчина ищет мать своих детей. Для других целей он будет искать себе любовницу, поэтому основная причина разводов у нас — измена. Женщина не ищет себе равного партнера, мужчина не ищет себе равную партнершу. Более того: 69% женщин не хотят работать, они хотят сидеть дома и чтобы их содержал мужчина. Когда производится развод, женщина остается без единственного кормильца. Это тоже огромная проблема.

Детей обычно берет на себя женщина. Удивительно: у нас есть статья 61 Семейного кодекса, которая говорит о равных правах и обязанностях родителей в вопросе воспитания детей. Когда мужчину спрашивают, кто заботится о детях, он говорит: «Я помогаю своей жене». Так вот: мужчина не должен помогать, он обязан по закону в равной степени заботиться о детях. Общество говорит женщине, что если она работает и не заботится о детях, она плохая мать. Она должна прийти с работы и заботиться о детях. Мужчине общество не говорит, что он плохой отец, если он не вовремя меняет пеленки, не вовремя кормит, мало времени проводит с детьми.

В России более половины браков заканчиваются разводом, мы уже 13 лет первая страна среди всех стран ООН по количеству разводов. Что происходит, когда семья распадается? Женщина старается забрать детей, потому что общество говорит, что ребенок должен быть с мамой. Может быть, она до этого не работала, в большинстве случаев она должна идти работать, куда помещать детей — непонятно.

У нас государство обычно продвигает образ женщины-мамы. А должно продвигать образ женщины. Это значит, что если женщина не мама и, например, не может иметь детей, она не какая-то дефективная женщина, которой государство не должно помогать, — она женщина. Если женщина не хочет иметь детей — это ее выбор; если она хочет иметь детей — это ее выбор, и о ней должно заботиться государство: увеличивать пособие на детей, абсолютно четко обеспечивать лучшую реализацию материнского капитала и внушать, что обязанность по содержанию семьи в равной степени распределяется между мамой и папой.

Почему российское общество так плохо реагирует на феминизм? Есть первая версия: «Мы очень отсталые». Но проблема не в том, что российское общество недостаточно богатое и вестернизированное. Если бы это можно было объяснить таким простым способом, тогда все незападные общества не знали бы идеи гендерного равенства, но это не так. Когда вас сильно прижимают консерваторы в Польше или «Исламское государство» в Курдистане, то вы вдруг становитесь феминистом, пожалуй. Вторая версия: «Мужчины — монстры, такова их природа, они вынуждены свою мужскую природу реализовывать, и только устранив мужчин, мы сможем хоть что-то в нашей гендерной ситуации исправить». Эта версия заслуживает внимания, но она требует каких-то радикальных модификаций нашего общества, создания двух отдельных обществ, по сути. Наверное, этот путь является утопическим.

Мальчикам можно сказать: «Не веди себя как девчонка!» — и мальчику должно стать обидно. С другой стороны, женщине можно сказать: «Ну ты мужик!» — и еще какие-то характеристики по поводу стальных атрибутов этого мужика. Это, в свою очередь, похвала. Или можно стукнуть кулаком по столу и сказать: «Где мой борщ?» Или сказать: «Это не женское дело». Или: «Это не женская профессия», или: «Молчи, женщина!» Когда я понял, что есть основная группа людей, половина из нас, которой российское общество по непонятным причинам все время что-то хочет запретить, я заинтересовался феминизмом.

Моя идея заключается в том, что мы в России создаем мало мест, где такого рода темы могут обсуждаться. И в России самые разные силы борются за то, чтобы таких мест было меньше. Структурно — на уровне средств массовой информации, университетских аудиторий, городских фестивалей, на уровне тех событий, которые делают активисты и активистки — мы очень мало друг с другом разговариваем. И если мы сможем найти такие площадки и объяснять друг другу, чего мы хотим и что такое это гендерное равенство, то, возможно, нам станет немножко легче жить в России.