Это штамп — обусловленный во многом
складывавшейся на протяжении XVIII–XX веков литературоцентричностью общественной жизни в России. За неимением настоящей политики роль проводников общественной мысли, защитников свободы, просветителей брали на себя писатели. Советской идеологии было выгодно взять себе в союзники так называемых революционных демократов, овеянных большим и заслуженным авторитетом, хотя далеко не все из них имели убеждения, которые можно назвать социалистическими. При царском режиме эти писатели были диссидентами — разумеется, своих собственных диссидентов советская власть подавляла, а художественные методы периода развития русского реалистического романа возвела в абсолют, породив высочайше утвержденный метод.
Неоспоримая заслуга советского просвещения — «ликвидация безграмотности», благодаря которой большинство малограмотного населения действительно обучилось чтению. В 1920-е годы о литературе и социальном устройстве велись открытые дискуссии, которые в начале 1930-х были свернуты. Советская власть действительно
считала грамотность необходимой, а писательскую профессию престижной, пока литература состояла
в союзе с государственной идеологией. Поэтому наряду с русской классикой, которую выпускали громадными тиражами, такими же громадными тиражами печатали «новых классиков» соцреализма — Фадеева, Федина, Панферова, Лесючевского, Бабаевского, Наровчатова и так далее.
Понятно, что в этих условиях развивалось и подпольное контрдвижение: знание запрещенных, полузапретных, маргинальных по отношению к идеологии авторов становилось чем-то вроде пароля и отзыва. Среди этих авторов бывали и Мандельштам, и Булгаков, и Цветаева, и Платонов, и
Набоков, и
Бродский — те, кого сегодня мы причисляем к классикам (а Наровчатова и Грибачева — нет, не причисляем). В целом при всей неестественности такой ситуации в СССР действительно существовал культ книги. Но это не означало, что СССР и тем более современная Россия — «самая читающая страна». По количеству книжных магазинов, тиражам, общей заинтересованности в книгах это сегодня совсем не так, а при советском режиме это было не так, потому что у множества писателей не было тех возможностей, которые могла бы предоставить политическая свобода. Книга помогала
не становлению самосознания, а скорее политической ориентации. Даже хорошая книга. И это не служило ей доброй службы.
Культура прекрасно разбирается сама с собой без государственного регулирования. И это, на самом деле, понимают даже нынешние чиновники, всячески старающиеся ей такое регулирование вновь навязать.
Другие вопросы и ответы на сайте
The Question.