Я родился в Париже, жил в Марселе до 18 лет, потом уехал учиться в Дижон в Sciences Po — знаменитый институт политических исследований. Там я изучал политологию и прочие гуманитарные науки: юриспруденцию, экономику, историю, социологию. В Sciences Po каждый студент-бакалавр на третий год обязан поехать учиться за границу.

Я давно хотел открыть для себя Россию — страну, которая, честно говоря, кажется немного загадочной для всех нас в западном мире. Я изучал русский язык в течение двух лет в Дижоне: у нас было по четыре часа в неделю с русскими учителями, это было здорово. Русский язык мне близок, так как моя мама — полячка, а папа — словак, и я говорю на обоих языках. В Марселе есть русский театр —Театр Турский, мы ходили туда вместе с родителями, а когда мне было 14 лет, я услышал песни «Смуглянка-молдаванка» и «Катюша» — так я открыл для себя русскую культуру. Я хотел усовершенствовать свое знание русского, а также мне было интересно понять русский менталитет, русскую душу.

Поэтому я решил, что поеду учиться в Москву. Я приехал сюда в прошлом сентябре по обменной программе, чтобы изучать международные отношения в МГИМО. В следующем году я буду учиться в бизнес школе HEC Paris. У меня будет двойной диплом от HEC и Sciences Po, а специализация — бизнес и государственное дело.

МГИМО я выбрал из-за репутации. У нас был выбор между Вышкой, МГУ, Санкт-Петербургским государственным университетом, РАНХиГС. Мне сказали, что МГИМО — это, наверное, лучший вариант для тебя среди всех российских вузов. Так я его и выбрал — самый престижный вуз на бумаге и самый качественный в преподавании русского языка: у нас было девять часов в неделю, что, конечно, очень помогло мне улучшить свой русский.

Процедура поступления была не очень сложная. Нам необходимо было выбрать шесть университетов мира и написать мотивационное письмо, почему я выбрал именно эти вузы. Я решил указать Принстон в качестве моего первого выбора, а вторым МГИМО. Изначально я хотел в МГИМО, но у меня были хорошие оценки, и я решил попробовать Принстон, на всякий случай. Дело в том, что год в Принстоне стоит 48 000 евро, а я плачу за учебу 2000 евро — получилась бы неплохая экономия. Во Франции оплата за обучение происходит в зависимости от твоего дохода. Есть несколько уровней: если ты богат — ты платишь 10 000 евро, если ты чуть беднее, ты платишь меньше. В МГИМО год обучения стоил бы мне 6500–7000 евро, но я учился по цене, которую заплатил в Sciences Po.

Мой третий вуз по приоритету был в Братиславе, потом Варшава, и на пятом месте — Прага. Таким образом, все было связано с Восточной Европой, кроме первой опции. В итоге комиссия не увидела, конечно, связи между США на первом месте и Россией на втором — они, наверное, подумали, что я сумасшедший — и выбрала для меня МГИМО. Я благодарен комиссии, потому что мне правда понравилось здесь учиться. Ограничения были не очень большие, так как было не так много студентов, которые хотят ехать в Россию. Конечно, наша делегация студентов была одна из самых сильных в Sciences Po.

Мне кажется, что система обучения в МГИМО очень похожа на западную систему. Но МГИМО и Sciences Po университеты не репрезентативные, их сложно сравнивать. Отличие этих вузов в том, что у них есть миссия — обучать будущих дипломатов, политиков, бизнесменов страны, воспитывать новое поколение лидеров.

Если посмотреть на систему бакалавриата МГИМО, то там есть факультеты: международные отношения, международные экономические отношения, международный бизнес и так далее. Но, несмотря на все это разделение, все изучают одно и то же — гуманитарные науки: международные отношения, юриспруденцию, политологию, макро-, микроэкономику, историю. В Sciences Po все то же самое, только у нас нет факультетов, у нас есть географическая специализации. Например, в Дижоне учатся все, кто специализируется на Восточной Европе. В отличие от МГИМО, мы изучаем социологию и политические науки.

Также в течение одного семестра я учился на английской программе МГИМО. Это Школа управления и международных отношений. Студенты были со всего мира: из Болгарии, Словакии, Франции, Казахстана, из кавказских стран, Турции, Индии. Школа новая, существует пять лет и все еще развивается. Наверное, поэтому курсы на этой программе не все хорошие и профессора не очень понравились. Студенты приходят непонятно откуда и учатся там только потому, что платят. Лучшими были студенты по обмену. Не знаю почему — может, просто остальные были ленивые, не хотели работать, и профессора не могли заставить их учиться. Часто были ситуации, когда в классах никого не было и большинство студентов приходили просто на контрольные работы. Мне кажется, что в МГИМО должны с этим что-то сделать, улучшить как-то эту школу, у нее большой потенциал. Можно нанять профессоров посильнее и уделить больше внимания качеству студентов. Я не чувствовал там никакой конкуренции. Но я знаю, что в русскоязычных программах все работало нормально. Студенты посещали занятия, все работали. Возможно, там было чуть-чуть построже.

Также в Sciences Po и в МГИМО отличаются системы контроля. Во Франции, например, нет зачетов, только экзамены. Экзамены тоже проходят по-разному. В МГИМО это больше про запоминание и зубрежку. Ты должен знать очень много, ты должен прочитать очень много, ты должен помнить очень много. В Sciences Po ты тоже должен много знать, но, кроме этого, ты должен провести в голове какой-то анализ этого знания, написать диссертацию, текст, письменную работу с собственной рефлексией. Надо показать профессору, что ты создаешь что-то. В МГИМО такого не было, я встретил двух или трех профессоров, которые ожидали подобной аналитической работы от студентов. Чаще всего было так: окей, ты прочитал книгу, ты что-то понял, вот тебе десять вопросов, просто ответь на них. Если ты отвечаешь на вопросы, ты знаешь базу — и все, можешь идти. Это просто две разные культуры, я не критикую систему в МГИМО, это просто факт.

Вообще, самой сильной стороной МГИМО является изучение иностранных языков. Меня шокировал факт, что из шести тысяч студентов МГИМО полторы тысячи изучают французский язык! В университете преподает 70 учителей французского, и студенты говорят по-французски очень и очень хорошо. В Sciences Po нет такого уровня преподавания и фокуса на языки. Кроме французского, в МГИМО преподается еще 52 языка. Это фантастика!

Во Франции у нас вообще такого нет — французы знамениты тем, что плохо говорят на иностранных языках, плохо говорят по-английски. Такой культуры нет и в дипломатической сфере: французские дипломаты не обязаны учить язык той страны, в которой они работают. Российская же дипломатическая тактика другая: русские специалисты изучают иностранные языки, чтобы показать свое уважение к стране, в которой они работают. Именно этим аспектом я объясняю высокое качество преподавания и изучения иностранных языков в МГИМО.

Если честно, Москва меня удивила и не удивила одновременно. Как только я приземлился и увидел, где я, я подумал: «Ок, это как в Варшаве». Я не был сильно впечатлен: все эти хрущевки, эти советские здания — все было как в Варшаве, только чуть выше. В Москве все высокое. Меня удивили размеры города, но не принцип организации. Метро — да, самое красивое в мире, но функционально там все так же, как везде. Точно так же университет: принцип организации пространства такой же, как в Польше или в Cловакии. То есть все было таким же, но немного другим.

Позже я стал немного общаться с таксистами, с парикмахерами, разговаривал с разными людьми, чтобы практиковать русский. Всем я задавал один вопрос: «Вы чувствуете себя европейским народом?» «Нет, мы русские», — отвечали они. Бум! Я объясняю эту разницу историей, культурой, географической отдаленностью. Она есть в русской культуре, в «русской душе». «Мы русские, мы не кто-то там еще». Я это почувствовал и проверил. Что же касается «русской души», если ты не русский, это невозможно понять. Я думаю, мое знание русского помогло понять какую-то специфику. Например, для моих друзей из Германии или Франции это сложно. Они ездят в города, ходят в музеи, но не чувствуют русских людей. Они не коммуницируют с ними, не понимают, почему 75% голосуют за Путина.

Во-первых, за год общения с русскими людьми я понял, что сначала, когда они не знают, кто ты, они не очень открыты. Они открываются в момент, когда я начинаю говорить по-русски, когда показываю свой искренний интерес, то, что мне нравится Россия. В этот момент они становятся очень теплыми, дружелюбными, готовыми помочь.

Во-вторых, несмотря на политические взгляды, голосуют ли они за Путина или кого-то еще, они все горды быть русскими — первым народом, который отправил человека в космос, народом, который остановил фашизм. Когда я шел в Бессмертном полку 9 мая, я чувствовал эту разницу между русскими и французами. Мы не так уж гордимся собой. Почему это так, я даже не знаю.

В третьих, это, наверное, некий концепт «быть важным». Россия чувствует себя важной в международной игре. Я думаю, это потому, что Россия всегда была империей. В XVIII–XIX веках Россия завоевывала всю Азию и некоторые западные страны — Польшу, например. Потом Россия стала Советским Союзом — тоже такой империей с позитивным действием. Сейчас я не уверен, что Россия — это империя. Может, мягкая империя. Это все еще огромная страна со 130 этносами.

Еще для человека из западных стран, например из Франции, понятия «российского гражданства» и «национальности» абсолютно неясны. Для нас: мы французы, у нас французское гражданство. Все. Для россиян это не так. Например, я был удивлен, когда спорил о чем-то с девушкой в Татарстане, и я спросил ее: «Окей, ты чувствуешь себя русской?» — «Нет-нет, я татарка». — «Но у тебя российский паспорт». — «Да, я российская гражданка, но я татарка». Россия — это союз множества народов.

Если посмотреть на Москву, здесь много людей из Центральной Азии, много с Кавказа, много людей империи. Мне было очень любопытно, потому что мигранты в Марселе — очень космополитичном городе — живут не так, как в Москве. Народы более смешаны в Москве из-за того, что делили общее пространство. Когда люди приезжают в Москву из Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана — у них одни и те же ценности, что и у русских, то есть здесь легче условия для общего проживания. Таким образом, Россия комплексная, и люди чувствуют себя сильными, цельными на международной сцене. И это объясняет факт, что народная поддержка Путина растет. С тех пор как Путин присоединил Крым к России, его популярность выросла. В этом есть связь, и я думаю, что русский народ очень завязан на ощущении собственной важности на политическом и международном уровне.

Ко всему вышеперечисленному я бы еще добавил тот факт, что у людей есть чувство солидарности. После открытия мировому рынку капитализм в России стал развиваться очень быстро, появилось много магазинов, дорогих машин, все стало немного как в Америке. Но тем не менее в людях есть то, что осталось из советского времени, — чувство солидарности. Я чувствую это, например, по тому, как люди обращаются: «брат», «братан» — все эти слова очень сильные. Они говорят о чем-то особенном. Например, я говорю, что я из Польши и Словакии. «О! Славянский брат, наш», — говорят мне.

Я родом из Марселя, и он всегда был для меня большим городом. Он правда большой — один миллион жителей, это второй по величине город во Франции. Потом я переехал в Дижон — это маленький город, там 200 тысяч населения. Я быстро привык, друзья все были рядом, жизнь была достаточно легкой. Потом я переехал в Москву. Два с половиной часа заняла дорога от аэропорта до МГИМО. Тогда-то я и понял, что такое мегасити. Москва оказалась громадной, и я был не готов проводить в метро по 30–40 минут. Иногда это было очень сложно. Потом я привык.

В МГИМО все иностранцы жили в одном общежитии, которое находилось в двух минутах от университета. Мы все говорили по-английски. Это не плохо, но когда ты едешь в Россию на один год, хочется говорить по-русски. Например, нас — всех французов — разместили по комнатам вместе. Я сам жил с французом один семестр, а потом с французом и со словаком, тоже очень близким мне по культуре. Мы, иностранцы, конечно, общались между собой, делились опытом. Студенты были из Мексики, из США, Германии, Великобритании, Италии, Китая, Казахстана.

В самом начале я был одним из немногих французов, которые хорошо говорили по-русски. Это позволило мне сразу познакомиться с людьми, начать общаться. Мне было непросто, но я нашел путь, как завести друзей: я стал заниматься спортом, играю в теннис. В итоге я попал в теннисную команду МГИМО, там познакомился с русскими студентами и смог практиковать язык. Во время второго семестра я разработал проект, который позволил мне еще лучше познакомиться с местными студентами, — конкурс красноречия. Это очень французская традиция, и мы решили устроить такой конкурс для того, чтобы студенты смогли продемонстрировать свое великолепное знание языка. Так я завел больше друзей, которые мне потом помогали, исправляли мои ударения, например. Конечно, если ничего не делать, то ты так и останешься среди англоязычных студентов. Это был бы такой Erasmus-опыт. Если же ты будешь что-то делать, то ты получишь больше локального опыта, как я это называю, опыта МГИМО. Сейчас у меня много русских друзей и я счастлив, в следующем году планирую снова приехать в Москву.

Для меня стало интересным открытием то, что молодые люди не пьют так много, как я ожидал. Например, во Франции, когда идет вручение, всегда делают фуршет, концерт, мы покупаем вино и пьем. Но когда я организовал конкурс, мне сказали, что никто не будет пить вино и не надо его брать. Мы же все равно решили купить алкоголь, но все оказалось правдой, никто не пил. Я удивился. Они даже водку не пьют. Или пьют, но очень редко: однажды мы выпивали, местные выпили два-три шота, и конец. Я вижу, что это влияние политики запрета продажи алкоголя после 11 вечера. Мне кажется, что это хорошая вещь.

Что касается моих любимых мест в Москве, то я могу сказать, что в первом семестре мы посещали город, а во втором семестре мы в нем жили. Одно из моих любимых мест — это Царицыно, особенно зимой. В Марселе зимой у нас +12, то есть прошлая зима была моя первая настоящая русская зима. Мне кажется, зимний сезон также хорошо описывает русский менталитет, потому что если ты живешь полгода в бело-черном пространстве, в холоде, в этом есть что-то особенное. За окном –20, тебе нужно собрать всю свою энергию, чтобы выйти на улицу. Мне очень понравился этот опыт и особенно Царицыно, когда все кругом белым-бело и стоят деревья.

Также мне нравится Красная площадь. Она меня очень впечатляет каждый раз, когда я туда иду. Дело в том, что единственный образ Москвы, который мы видим за границей, — это Красная площадь и Кремль. Конечно, когда попадаешь туда в реальной жизни, испытываешь «вау!». Еще я открыл для себя очень много других районов: Лубянку, Китай-город. К числу любимых мест я добавлю еще грузинские рестораны: буду скучать по грузинской еде, особенно по хачапури.

Мне очень нравится архитектура в Москве, которая абсолютно не такая, к какой я привык. У меня есть подруга, которая живет на «Новокузнецкой». Из ее квартиры открывается фантастический вид: Кремль, МИД, храм Христа Спасителя и Москва-Сити. Четыре разных параллельных мира. Все это стоит перед тобой в одной панораме, и ты понимаешь, что такое Москва. Как я говорю теперь, я чуть-чуть москвич и я влюблен в Москву.

На Измайловском рынке я был пять раз, мне нужно было купить разные сувениры. Там я решил купить себе пальто советского военного офицера — белый тулуп. Это историческая вещь, старинная, поэтому я надевал его только два раза и не хотел испортить. Он фантастический, очень тяжелый и очень теплый. Когда я носил его с шапкой, я был по-настоящему русским парнем.

Я также ездил в Казань, в Бородино из-за Наполеона, был в Переславле-Залесском, чтобы немножко посмотреть Золотое кольцо. Был в Сергиевом Посаде, в Горках Ленинских. Наверное, главное отличие этих городов от Москвы — это машины. Например, в общаге из окна своей комнаты я вижу огромную стоянку. Это МГИМО — ну какие там могут быть машины? Конечно, «мерседесы», «порше», БМВ — машины детей российских бизнесменов. Когда я увидел это все в первый раз, я не мог поверить, где я сейчас нахожусь, что студенты здесь такие. Потом я к этому привык. Я спрашивал у одного из преподавателей: «Вообще это нормально, что вы на «опеле», а они на «мерседесе?» Он отвечал: «Ну ничего страшного, это жизнь такая, общество такое». В центре Москвы я тоже везде постоянно видел «мерседесы». В Казани тоже очень красиво, есть Кремль, красивые улочки, европейские. Но машины уже более дешевые — «Лады», например.

Вообще, проблема любого такого города, не европейского, в том, что везде центр выглядит очень красиво. А потом ничего. Что в Казани, что в Кракове самая красивая часть города — это центр. Там обязательно стоит какой-нибудь красивый дворец или кремль. А потом — хрущевки, хрущевки, хрущевки. Все как в фильме «Ирония судьбы». Как только мы выезжаем из центра города, то сразу становится ясно, что это советский город. В Казань мы приехали на вокзал, на улице было –16, но мы все равно решили пойти пешком. Мы ошиблись, потому что ничего интересного вокруг мы не увидели и было очень холодно. Но потом, когда мы доехали на метро в центр, там уже было очень красиво, было приятно гулять. Вот и Москва для меня — это, в принципе, Кольцевая ветка метро, немножко, может быть, Воробьевы горы, и все.

Если бы я сейчас выбирал тему своей диссертации, то выбрал бы изучение концепции нации в Восточной Европе и будущего Европейского союза. В Восточной Европе понимание нации другое, чем во Франции. Мы создаем Европейский союз, не принимая эту разницу в расчет. У меня у самого три идентичности, тема со мной с самого рождения, а после года учебы в России я стал лучше понимать идею нации и самоидентификации.

Для будущего профессионального развития у меня есть один принцип и несколько направлений. Самая главная цель моей деятельности — быть полезным. Конечно, когда ты работаешь в банке, ты полезен, потому что ты зарабатываешь и тратишь деньги — это полезно для общества. Но я вижу свою пользу в том, что создаю связи между людьми.

У меня есть несколько направлений, как я могу быть полезным для общества. Первое — работа в государственной администрации: именно там решают конкретные проблемы и разрабатывают законы. Хорошую возможность я также вижу в работе в транспортной сфере. Например, все, что связано с авиакомпаниями и аэропортами. Когда я был маленьким, каждое лето я летал в Польшу. Я очень полюбил аэропорты и самолеты — это комфортная для меня территория. Я мог бы развивать аэропорт Марселя или работать в Air France или LOT Polish Airlines. Третье направление — это создать свой стартап. Я уже сделал и делаю много проектов. Хочу найти полезную идею для людей, на основе которой мы с друзьями могли бы создать стартап. Я буду учиться в бизнес-школе, которая дает много возможностей развивать такие проекты. Ну и последнее — это работа в большой корпорации, такой как Total, развитие сектора экологии, защиты природы и связи с государством. Мои проекты, мои идеи очень разные, поэтому я выбрал себе программу двойного диплома, который открывает мне больше дверей и больше возможностей.

Источники фотографий:
личный архив героя, Wikimedia Commons, iStock