Я окончил бакалавриат по архитектуре на севере Швеции (в Умео). Когда пришла пора задуматься о международной магистратуре, мне попалась рассылка института «Стрелка», за которым я давно следил. Они набирали студентов на новую магистерскую программу на базе Высшей школы урбанистики. Прочитав письмо, я понял, что хочу там учиться: программа фокусировалась на городском проектировании в нестабильном, не западном контексте. Это хорошо ложилось на мой учебный опыт. Дело в том, что Швеция — большая страна. Не такая, как Россия, конечно, но тем не менее она длинная — север и юг находятся далеко друг от друга. Мой родной город Гётеборг — на юге Швеции, но учился я на севере, и этот первый переезд из дома сильно повлиял на меня. Также во время учебы мы ездили на месяц в Индию, в район Дарави, неформальное поселение в Мумбаи. Там я получил так называемый не-западный взгляд на урбанизм. Таким образом, у меня в запасе был северный опыт, не-западный индийский опыт, и я понял, что, если добавить ко всем своим знаниям еще и опыт жизни в Москве, все это пригодилось бы мне в будущем.

Однако решение переехать на пару лет в Москву далось нелегко. Больше всего переживали родители. У людей в Швеции есть некий страх перед Россией, она там стигматизирована. Я думаю, во всем виновато наследие холодной войны, ну и по урокам истории мы знаем, что Россия была угрозой шведскому суверенитету. Добавьте к этому постоянно мелькающие в прессе заголовки про недемократические выборы, про то, как Россия завоевала какую-нибудь территорию. Но самое интересное, что конкретных историй шведов, которые были в России, нет. Все истории, что я слышал, — это история какого-нибудь коллеги какого-нибудь знакомого, который был в Санкт-Петербурге в 1980-х, когда там не было достаточно еды или что-то в этом роде. Нет современных историй о России, картина о стране очень политизирована. Поэтому моя мама переживала, что со мной может что-то произойти.

Поступать было несложно: нужно было прислать портфолио, мотивационное письмо и пройти собеседование. Именно интервью было самым интересным и непростым этапом. Несмотря на то что когда-то я интересовался русской литературой и поэзией, некоторых вопросов я не ожидал. Меня спрашивали что-то из серии: «Назовите современных российских художников или архитекторов». Я помню, что назвал кого-то из классиков (Малевича, по-моему), но потом вспомнил про течение бумажной архитектуры. Мне понравилось, что сам подход к интервью был критическим, мои аргументы подверглись еще одному пулу вопросов, я чувствовал вызов, к которому меня приглашали.

К сожалению, после того, как меня приняли, началась самая сложная, бюрократическая часть поступления. Нужно было посылать документы по почте, что-то подтверждать, заверять. В Швеции все происходит через интернет, здесь же мне было странно, что я должен платить человеку, который возьмет какой-то документ в университете в Москве, чтобы переслать мне, в то время как сам университет этого сделать не мог. Это было очень утомительно.

Обучение на программе стоит 225 000 рублей за семестр. Для меня это дорого, так как в Швеции мы не платим за образование. Хотя я уверен, что для иностранных студентов вне Европейского союза учеба в Швеции значительно дороже, чем эта программа. Мне кажется, что цена нашей программы оправданна, я действительно получаю то, за что заплатил. У меня нет гранта или стипендии, но в Швеции есть возможность получить студенческий кредит на более удобных условиях, чем обычный кредит в банке, я воспользовался им. Еще я живу в общежитии Высшей школы экономики, и это очень дёшево: мы платим 1500 рублей в месяц. В Швеции, например, условия, конечно, чуть получше, у меня была бы отдельная комната, но в месяц я бы платил около 400 долларов.

Программа выглядела очень амбициозной, так и оказалась в реальности. Интенсивность и скорость, с которыми мы учимся и делаем проекты, очень высокая. Нет какого-то «типичного дня». Программа построена на коротких модулях. У нас бывают одно-двухнедельные воркшопы по дизайну и проектированию, когда нужно произвести очень много материала за ограниченное время. Их ведут практикующие архитекторы из Европы или США, которые приезжают только на этот воркшоп и заставляют нас исследовать и работать на грани своих возможностей. Я очень люблю эти мастерские. Например, в первом семестре был воркшоп Маркуса Шефера, швейцарского архитектора, который в свое время учился у Рема Колхаса, а потом и работал с ним. Модуль назывался Urban Device, это был трехнедельный курс, каждая неделя была посвящена отдельной теме. Urban Device — это термин, который придумал Маркус — некий объект, здание или явление в городе, которое влияет на важные процессы в нем. Мы ходили по городу в поисках таких «городских устройств», выбирали что-то, что подходило под критерии, и изучали. Моим городским девайсом стала нелегальная реклама магазинов, нанесенная спреем на асфальт. На второй неделе мы объединились в пары и я стал работать с Дэниелем Роше, однокурсником из США. Он изучал людей, раздающих листовки. На третьей неделе мы разработали свой собственный urban device. Мы поняли, что реклама спреем и реклама на листовках обычно нужна очень маленькому бизнесу, который скрыт во дворах и до которого сложно добраться. Поэтому мы разработали рекламную навигационную систему, которую предложили использовать в «Яндекс.Картах». Обычно сервисы карт работают по очень понятной сетке улиц, где все находится на главной улице, но в Москве так много двориков с барами и классными магазинами — мы решили, что было бы здорово, если бы в «Яндексе» был третий слой карт: обычная, спутниковая и карта дворов.

Некоторые воркшопы на программе включали исследовательские поездки. Самая большая была в Йоханнесбург — город с репутацией одного из самых опасных в мире. Мы убедились в этом на месте. Нам много что понравилось, например профессора партнерского университета, которые делились инсайтами по поводу жизни в Йоханнесбурге, но нас все равно преследовало странное ощущение клаустрофобии. Городская жизнь там очень современная, как дома — с модными барами и ресторанами, но ты не можешь пройти и пятидесяти метров в безопасности снаружи этого бара. Приходилось постоянно заказывать «Убер», мы не могли ездить на автобусе. И как доказательство всему этому с одной из студенток из партнерского университета произошла неприятная история. Она возвращалась домой на своей машине после общей встречи. На перекрестке ей преградила дорогу другая машина, и в то же время к ее окну подошел мужчина, наставил на нее пистолет и стал кричать, чтобы она отдала телефон. Девушка была в шоке, конечно, но больше всего боялась того, что без телефона и навигатора она из этого района не выберется. К счастью, машина впереди отъехала, и наша знакомая дала газу.

Я сравнивал свои ощущения от Йоханнесбурга с Индией: в районе трущоб, где мы жили там, не было никаких модных мест, но мы чувствовали себя в полной безопасности.

Между двух-трехнедельными воркшопами у нас шли более традиционные курсы и семинары. Мне кажется, это разнообразие и отличает мою магистерскую программу от программы бакалавриата, на которой я учился в Швеции. Там учебные недели похожи друг на друга, у вас есть большой академический проект, который ты начинаешь и заканчиваешь в течение одного семестра. Здесь, в Москве, у нас не было достаточно времени, чтобы сделать один крупный проект, но мы сделали намного больше того, что я когда-либо сделал в Швеции. Также из-за такого ритма, когда интенсивные воркшопы сменяются теоретическими лекциями, есть время прийти в себя, в отличие от одного длинного задания в шведском университете, когда ты не видишь ему конца и это вводит тебя в стресс.

Еще одна сильная сторона нашей программы — микс иностранных и российских студентов. Это очень полезно, так как многие люди в России плохо говорят по-английски, особенно когда мы выезжаем в исследовательские поездки. Русскоязычные однокурсники очень нам помогают. Точно так же иностранные студенты дают свою оптику, новое видение российского контекста. Есть ощущение, что многие вещи из-за того, что они приелись местным, уже не производят впечатления, но на самом деле они кажутся крайне любопытными. Например, заборы. Для меня это странно, мы не видим их так много в Европе, а здесь они идут слоями: вот маленький 10-сантиметровый забор, который загораживает кусок газона, потом еще один, повыше, который загораживает еще один кусочек газона и цветы. Зачем? Мы шутим, что, наверное, производители заборов зарабатывают тут большие деньги, взять хотя бы один храм Христа Спасителя. Или, например, двери — их тоже очень много, в метро можно насчитать до 4–5 штук!

Я вообще люблю просто гулять по Москве, это лучший способ узнать город. Мне нравится, что здесь очень сильный контраст: например, ты можешь идти по большой шумной улице, но, свернув в ближайший двор или переулок, находишь тишину и покой. Я мало бывал в спальных районах Москвы или где-то в Подмосковье, но мне очень хотелось бы туда съездить. Мы были только в Беляево во время проектов, во Владимире, также я съездил в Санкт-Петербург, но всего этого мало, конечно. Во Владимире меня заинтересовала старая архитектура, особенно деревянные дома — такие наверняка были и в Москве до революции. К сожалению, они находятся в очень плохом состоянии и разваливаются на глазах. Это старая Россия, которую уже стерли в Москве.

Сам я живу в общежитии, и вначале это был большой шок для меня. Как бы сказать мягко... Комната, в которой мы живем, очень простая: две кровати, два стола, шкаф и холодильник. В первый год мы жили втроем в одной комнате: я, другой однокурсник, тоже из Швеции, и русский парень, с которым мы не учились. Мне было очень тяжело, я хотел переехать, но потом понял, что не могу себе позволить жить где-то еще в Москве. В конце концов я привык. Самое сложное для меня было то, что во всем двенадцатиэтажном общежитии есть только одна кухня на всех — примерно на 400–500 студентов. А я очень люблю готовить. На второй год я сменил комнату. Теперь мы живем с Дэниелем, с которым подружились после воркшопа Urban Device. Мы переставили мебель, повесили постеры, жить стало веселее. Только год спустя я наконец вошел в колею, у меня появилась своя рутина: например, я могу готовить по воскресеньям. Наше общежитие находится в центре города, на проспекте Мира, что крайне удобно. Вид из окна у нас приятный, они выходят во двор, дальше — на железную дорогу, город видно очень хорошо.

Когда я переезжал из комнаты в комнату, я попросил (но на самом деле практически заставил) одну из работниц общежития помочь мне с переездом, потому что это ее прямая обязанность. И когда все закончилось, она сказала по-русски: «Большая проблема» (эту фразу я понял). Я решил, что что-то случилось, но она перевела фразу на своем смартфоне: «Твой переезд — большая проблема. Это не должно больше повториться». Я долго смеялся. Наверное, надо сделать себе татуировку «Большая проблема».

От России у меня не было каких-то особенных ожиданий. От программы — да, потому что она уникальна не только для России, но и в контексте мира. Сама же страна, как я уже говорил, имеет плохую, так сказать, репутацию в Швеции. Однако Москва оказалась очень современным городом. Ко мне в гости приезжали родители и почувствовали то же самое: они увидели, что Москва чистая, что тут все хорошо организовано. Я сводил их на ужин в бар «Стрелка», в музеи, в ГУМ. Они приятно удивились, что тут все так же цивилизованно, как в Швеции. Что же касается моих друзей, у них не было какого-то страха или плохих ожиданий. Они, наоборот, с большим любопытством обнаружили, что тут высокий уровень ресторанов, кафе, музеев. Я сам теперь постоянно повторяю, что если бы не было этих политических препятствий, визы, то Москва для шведов могла бы стать отличным направлением для отдыха — полет меньше двух часов, это ближе, чем Париж или Рим!

Мы заканчиваем учебу летом, и я уже определился с тематикой своего выпускного проекта. В прошлом году мы с Дэном заняли второе место в шведском конкурсе концепций городской мобильности. Конкурс проводили Sweco Architects, очень крупная архитектурная компания, и Volvo Buses. В нашем предложении мы показали, как электрические автобусы Volvo и автобусные остановки можно превратить в мобильные офисы, чтобы поездки на общественном транспорте стали более эффективными. С тех пор тема транзитных пространств, новых технологий, которые меняют наш опыт коллективного перемещения, стала мне интересна. Сегодня я занимаюсь разработкой прототипа платформы для моего родного Гетеборга, где вся система городского транспорта могла бы предлагать услуги современному горожанину, который живет на ходу. Я думаю над тем, как можно трансформировать и сделать более удобными пространства транспортных хабов и переосмыслить существующую транспортную инфраструктуру без производства новой.

Сейчас я в Стокгольме на стажировке в Sweco Architects. Надеюсь, что после учебы я смогу устроиться здесь на работу. Я занят на нескольких проектах. Один из них — проект в индустриальном городе Сёдертелье в 45 минутах езды от Стокгольма. Городские власти попросили нашу компанию разработать концепцию развития для непростой территории — она зажата между морем и железной дорогой, и по ней проходят различные коммуникации, трубы. Но чем сложнее проект, тем более вдохновляющим он кажется. Другой проект, на котором я занят, — это мастер-план огромного нового города в Китае (Цзинань) — 50 квадратных километров. Я работаю на двух кардинально разных проектах, и мне нравится, потому что это то, чему нас научили на программе, — очень специфическому подходу, методу проектирования, который позволяет нам работать с любой проблематикой. Этот подход можно применить не только к решению городских задач, и мне как архитектору с традиционным образованием он особенно помогает.

Источники фотографий:
личный архив героя; ironstuff, VvoeVale, KonstantinGushcha / iStock