Филологический факультет дал мне базу, и у меня, например, на всю жизнь остался интерес к викторианской социальной культуре, викторианской литературе и литературоведческой сфере, которая занимается Джейн Остин. Сейчас просто
бум научпопа, и выходит столько книг, что их все невозможно прочитать. Поэтому я для себя решила, что буду следить только за своей сферой. Я не читала такой важный научпоп, как «Эгоистичный ген»
Докинза или
Мэри Роуч, но когда Кэтрин Хьюз выпускает классную книгу про телесность в эпоху викторианства, я сразу понимаю, что мне это надо. Сейчас, например, мне из Лондона везут книгу филолога Девони Лузер, которая изучает Джейн Остин. Книга рассказывает, как появилось остеновское литературоведение и кто вообще вытащил Джейн Остин из небытия. Я слежу за такими вещами, иначе можно просто лопнуть. На мой взгляд, лучше в одной сфере быть действительно знающим, чем пытаться разобраться во всех.
Я училась в переходный период, и, чтобы выбить себе какую-то стажировку или просто поговорить с носителем датского языка, нужно было приложить невероятное количество усилий, но тогда я этого просто не замечала. Я очень рано пошла на семинар по художественному переводу Александры Борисенко и Виктора Сонькина. Сразу поняла, что это мое, тем более я с детства хотела быть переводчиком. Семинар до сих пор абсолютно бесплатный, и на него может прийти любой человек, не обязательно студент МГУ. У нас была такая греческая атмосфера, когда все сидят под раскидистым деревом, разговаривают и никто не бьет тебя указкой по пальцам. Единственное, что меня действительно раздражает в нашем образовании, — установка, что, если у человека что-то получается, его нельзя просто похвалить. Как будто ты его сглазишь или сделанное сразу же развалится. Я же такой человек, что меня нужно периодически хвалить и говорить, что я молодец. Александра Леонидовна и Виктор Валентинович никогда на это не скупились. Когда я сделала свой самый первый перевод, я столкнулась с тем, что одно предложение можно перевести по-разному. Все свои варианты я вынесла под звездочками. Конечно, сам перевод был ужасный, но Александра Леонидовна нашла положительный момент и похвалила мою идею со звездочками.
Академизм догнал меня, когда я пошла в аспирантуру. Учиться в ней было откровенно неудобно, нужно было обязательно ходить на философию, на английский, где все по очереди читали один текст, публиковаться в каких-то научных вестниках, которые входят в список ВАКа. Сейчас я, наверное, не бросила бы аспирантуру и добила диплом, но тогда мне надоело, и на третьем году меня отчислили. Больше ни в одном заведении я не училась, и, если мне что-то нужно было узнать, приходилось все делать самой. В начале 2000-х, когда я поступала на филфак, все мне говорили, что я буду работать училкой в школе. В итоге сейчас мое образование стало одним из самых востребованных, потому что существует множество курсов, посвященных тому, как написать текст, как структурировать материал, как придумать сюжет или рассказать историю. Я, к сожалению, совсем не могу выступать перед публикой и читать лекции, а то я бы уже озолотилась.
Когда я окончила университет, работы с датским языком не нашлось. Можно было уехать учиться дальше, но после полугода учебы в датской школе я поняла, что не смогу жить за границей, я все-таки очень домашняя и с точки зрения страны тоже. Я стала работать редактором в Elle Girl и была лучшим другом подростков. Параллельно с этим на семинаре по художественному переводу мы делали антологию викторианского детектива «Не только Холмс: Детектив времен Конан Дойла». Мы выбирали рассказы, иллюстрации, советовались, редактировали. Меня затянул процесс, и я просто не могла представить, что этого не будет. В то время была мода на такие мэшапы, где смешивали классику и щупальца чудовищ. И в 2008 году издательство Corpus предложило мне перевести роман Сета Грэм-Смита «Гордость и предубеждение и зомби»: в нем 80% Джейн Остин, а остальное — кишки и пошлые шутки. Потом я перевела книгу Себастьяна Барри, но продолжала работать, поэтому переводами занималась спорадически. А потом я прочитала Донну Тартт. Тогда же, в 2013 году, стало известно, что она выпускает новый роман и его купил Corpus. У меня за плечами было всего два перевода, но я все равно решила спросить, можно ли мне ее перевести. Редактор ответил, что уже кого-то нашли, и я забыла про нее. И вдруг уже в ноябре мне написали из Corpus, что многие известные переводчики отказались (Донна Тартт была тогда у нас не так популярна), и роман достался мне. Я в приливе любви и на потоке перевела «Щегла» месяцев за десять, и с тех пор понеслось.