Владимир Набоков когда-то описывал свою знаменитую вымышленную Лолиту как «маленького призрака в естественных цветах». Сочные оттенки, которыми он расцвечивал свой «маленький призрак», частично были результатом неврологического отклонения: буквы, возникающие в голове писателя, всякий раз вспыхивали яркими цветами. В своих мемуарах «Память, говори» Набоков описывал некоторые из них: «b имеет оттенок, который живописцы зовут жженой охрой, m — как складка розоватой фланели, и я все-таки нашел ныне совершенное соответствие v — «розовый кварц» в «Словаре красок» Мерца и Поля». Эта способность Набокова — синестезия, неврологическая странность, смешивающая чувства. Обладающие ей не только слышат музыку, но и видят ее, или чувствуют вкус форм, на которые направляют свой взгляд.

С увеличением количества синестетов, осознавших свою необыкновенность, становятся известны все новые формы этого феномена. В 2008 году два невролога из Калифорнийского университета в Сан-Диего, В.С.Рамачандран и его студент Дэвид Брэнг, описали первый случай тактильно-эмоциональной синестезии: молодая женщина инстинктивно реагировала на прикосновение к текстурам. К ней озарение пришло, когда она рассказала Брэнгу, что плакала в детстве каждый раз, когда родители одевали на нее джинсовую одежду: это вызывало у нее отвращение и подавленность. Прикасаясь к воску, она очень смущалась, в то время как шелк вводил ее в состояние полного блаженства.

Исследователи также выяснили, что один человек может испытывать разные формы синестезии. Например, возмущаться от прикосновения к ткани и видеть буквы и цифры, выкрашенные разными цветами. Для синестезии типично повторяться в семьях. Родители Набокова видели буквы и цифры разных оттенков, его мать также видела облака цветов, сопровождающие музыку, которую она слушала. У жены Набокова Веры и их сына Дмитрия был тот же вид синестезии, что и у его родителей, — графема-цветовая синестезия. Как Набоков рассказал: «…Выяснилось, что в одном случае буква, которую он [Дмитрий] видит пурпурной или, возможно, розовато-лиловой, является розовой для меня и синей для моей жены. Это буква М. Так комбинация розового и синего дали цвет сирени. Словно гены рисовали акварелью».

Но теперь выясняется, что синестеты, возможно, и не принадлежат к закрытому эксклюзивному клубу. Их богатая палитра и яркие ощущения могут быть доступны всем нам. Не будучи родней Набоковым, мы тоже можем читать книги акварельных цветов. Некоторые неврологи и возрастные психологи спорят о еще незавершенных исследованиях — возможно, как и для Набоковых, для нас тоже есть место на синестетическом спектре. Нужно просто заглянуть в прошлое, в то время, когда мы были младенцами и наш мозг только-только начинал развиваться.

Впервые эта идея появилась в форме мысленного эксперимента в «Эмиле» — романе эпохи Просвещения Жан-Жака Руссо. Философ предположил, что новорожденный ребенок размером с взрослого человека, но с детскими способностями, будет иметь самосознание ничтожного уровня и смешанное чувственное восприятие, что-то вроде смутной протосинестезии. Руссо писал: «…Цвета не доходили бы до его глаз, звуки не доходили бы до ушей; тела, которых он касался бы, не вызывали бы в его теле ощущений прикосновения; он не знал бы даже, что у него самого есть тело. <…> Все его ощущения собирались бы в одном пункте; все его существование заключалось бы в общем средоточии чувств (commune sensorium)…».

Вдохновившись этой идеей, в 1818 году Мэри Шелли описала, как зарождался чувственный опыт другого необычного новорожденного. «Множество ощущений нахлынуло на меня сразу: я стал видеть, чувствовать, слышать и воспринимать запахи, и все это одновременно. Понадобилось немало времени, прежде чем я научился различать ощущения», — говорит чудовище в ее романе «Франкенштейн».

Психолог Уильям Джемс описал подобную картину чувственного мира ребенка в «Принципах психологии». Он писал (и все восторженные заглавные буквы принадлежат ему), что «любое количество информации, из любого чувственного источника, одновременно попадающее в мозг, КОТОРЫЙ ЕЕ ЕЩЕ НЕ ПОЛУЧАЛ, сольется в единый неразделенный объект для этого мозга». Как следствие, «ребенок, которого атакуют одновременно глаза, уши, нос, кожа и все внутренности сразу, чувствует все это как один большой цветущий, жужжащий, запутанный клубок; и до самого конца жизни то, как мы распределяем все ощущения, связано с тем, как изначально все эти пришедшие к нам ощущения объединились». Если модель восприятия Джемса верна и большинство из нас действительно разделяют чувства по мере взросления, возможно, синестеты просто продолжают тот процесс слияния, который большинство оставило позади? Или, другими словами, все ли мы были синестетами во младенчестве?

Эта необычная идея вновь всплыла в 1988 году, в книге «Мир новорожденных». Ее авторы — возрастной психолог Дафна Морер из Университета МакМастер в Онтарио и ее соавтор и муж Чарльз Морер, — описывали чувственный мир новорожденного, который напоминал протосинестезию «взрослого» ребенка Руссо:

Она нашла доказательства в исследованиях анатомии мозга 1980-х и 1990-х годов, указывающих, что количество и протяженность нейронных связей ослабевают по мере взросления. С помощью технологии анатомического трейсинга, позволявшей обозначать группы нейронов и следить за траекторией их развития, исследования зафиксировали, как нейронные сети в головном мозге котят, новорожденных макак-резусов и людей истончались одновременно с вытеснением одних навыков другими. Недавние исследования, которые Морер приводит в качестве дополнительных доказательств, показывают, что у людей сокращение нейронов особенно заметно в возрасте от семи до девяти лет.

Анализируя различные поведенческие эксперименты, Морер нашла убедительные косвенные доказательства, подтверждающие гипотезу об убывающей по мере взросления синестезии и истончающихся нервных связях. Ранним примером стало исследование 1974 года ученых Гарвардской медицинской школы. «Если подсоединить электроды к голове новорожденного и дотронуться до запястья, в тактильной коре можно наблюдать увеличение активности, — рассказывает Морер, — а если одновременно включить белый шум, изменения в тактильной коре усилятся». Другими словами, в мозге новорожденного прикосновения и звуки усиливают друг друга. Но та же часть мозга взрослого человека, не обрабатывающая звук, не показывает никакого увеличения активности.

Это исследование подкрепляет результаты многолетних наблюдений за развитием зрения у новорожденных, проводимые в больницах. Морер вспоминает, что, когда все дети в общих палатах начинали громко плакать, те, которых один раз нежно касались, мягким голосом что-то говорили или накрывали мягким пуховым одеялом, расплывались в блаженной улыбке. Похоже, дети реагируют на общий уровень стимуляции, независимо от ее происхождения. Это как если бы нервная система просто суммировала звук, зрение и осязание.

Но со временем специфичность вступает в свои права. Морер ссылается на работы Хелен Невилл, нейробиолога из Орегонского университета, чье исследование 1995 года показало, что речь вызывает мозговые волны в слуховых и зрительных областях мозга у шестимесячных младенцев. Этот эффект снижался в сторону большей активности в слуховых областях к возрасту трех лет. Эти и другие исследования привели Морер к выводу, что гиперсвязанные нейронные сети, наблюдаемые у младенцев, истончались с течением времени или редели под влиянием окружающей среды и опыта. Она считала, что это истончение постепенно приводило к исчезновению психоделических эффектов у всех, кроме синестетов, в чьем мозгу сплетения нейронов только крепли и разрастались.

По-настоящему воспроизвести опыт грудного ребенка невозможно, но недавно двум психологам из Калифорнийского университета в Сан-Диего удалось показать, как действует этот феномен. Кэти Вагнер и Карен Добкинс дали двухмесячным, трехмесячным, восьмимесячным детям и взрослым черные круги и треугольники на цветном фоне, либо красно-зеленом, либо сине-желтом. В одном пункте исследования они предположили, что младенцы-синестеты, которые ассоциировали треугольники с красным цветом, будут больше смотреть на треугольники на зеленом фоне, так же как и взрослые испытуемые.

После анализа результатов (на каждого младенца приходилось 100 циклов) Вагнер и Добкин подтвердили эффект для двух- и трехмесячного возраста, в то время как восьмимесячные дети и взрослые больше не демонстрировали устойчивых ассоциаций или предпочтений. Результаты исследования были опубликованы в журнале Psychological Science в 2011 году, «синестетические ассоциации появляются в начале жизни и… пропадают с возрастом», что явно подтверждает догадки Мореров.

Другое исследование показывает, что детская синестезия трансформируется в дошкольном возрасте. Автором этой работы является Джулия Симнер, нейробиолог из Университета Эдинбурга, которая использовала периодические наблюдения для фиксирования этого процесса. В исследовании 2009 года, опубликованном в Brain, она попросила 615 шестилетних школьников соотнести 13 цветов с 26 буквами английского алфавита и цифрами от 0 до 9. Десять секунд спустя их протестировали еще раз с учетом совпадений. 47 лучших были протестированы снова год спустя. За это время их ассоциации окрепли, что дало представление о развитии синестезии в реальном времени. Когда Симнер снова проверила будущих синестетов три года спустя, когда им было 10–11 лет, она обнаружила, что постоянство ассоциаций закрепилось еще сильнее. Траектория была ясна: 34 процента сформировали фиксированные ассоциации букв и цифр с цветами к семи годам, 48 процентов — к восьми, а 71 процент — к 11.

Дафна Морер также проводит исследования в этом направлении. Она следит за тремя девочками с графема-цветовой синестезией с трех-четырех лет. Этим детям было предложено соотнести цвета 96 цветных карандашей с буквами алфавита, цифрами, а также с четырьмя основным формами. Задания распределялись по определенным периодам в течение нескольких недель и неоднократно повторялись. На данный момент она обнаружила, что дети без синестетических наклонностей все время выбирают разные карандаши, в то время как дети матерей-синестетов подбирают одинаковые оттенки к одним и тем же буквам, цифрам и формам. Через год постоянство увеличивается — от 40% к 75%. Морер была поражена, насколько конкретизированными стали ассоциации этих детей, — подобно тем, которыми уже обладали их родители-синестеты. Один ребенок, например, жаловался, что зеленый, подходящий к букве, был не совсем нужного оттенка.

Вспомните малоаппетитную массу, которую вы ели при простуде, или то всегда известное направление, куда нужно бежать от зарычавшей собаки, — это все ваши зрительные впечатления, звуки, запахи и множество других ощущений, объединяющиеся и переплетающиеся в мозгу.

Такие взаимодействия между ощущениями приводят к появлению «экстравосприятия», своего рода нового чувственного оттенка. Например, можно ощутить, что источник высокого писка меньше по размеру и не такой страшный, как источник низкого рыка. Первое подобное кросс-сенсорное соответствие было обнаружено в 1929 году Эдуардом Сепиром, лингвистом из Чикагского университета, и Вольфгангом Кёлером, психологом из Берлинского университета. Сепир попросил участников своего эксперимента соотнести два бессмысленных слова, mil и mal, c двумя столами, один из которых был меньше другого. Все, кроме одного участника, определили mil как меньший стол. А испытуемых Келера попросили соотнести два выдуманных слова, takete и maluma, с двумя формами: одна — комковатая и округлая, а вторая — с острыми зубцами. Большинство были уверены, что takete — остроконечная форма, а maluma — округлая. Последующие исследования показали, что дети и взрослые склонны связывать яркость с громкостью, а маленький шарик с высоким звуком.

Исследователей интересует возможность существования таких взаимодействий на едином непрерывном спектре — слабых среди несинестетов, сильных среди синестетов. Может быть, все мы имеем доступ к тому обогащенному восприятию, которое наблюдается у синестетов. Дафна Морер, которая рассматривает эти связи как соединения между областями мозга, уцелевшими в процессе истончения нейронных сетей, считает, что так и есть. Как и невролог Эдвард Хаббард из Висконсинского университета в Мадисоне. «Ваше фактическое восприятие мира высоко интегрировано и постоянно сочетает в себе все виды информации из различных сенсорных модальностей, а у синестетов этот процесс еще интенсивнее», — говорит он.

Знаменитым примером является эффект Мак-Гурка — психоделическая иллюзия, обнаруженная британским психологом Гарри Мак-Гурком в 1976 году. В его эксперименте аудиозапись повторяющейся фонемы «ба» играет вместе с видеозаписью человека повторяющего «га». Звук в конечном итоге смешивается в мозге в нечто среднее и напоминает что-то вроде «да». Универсальность этого кросс-сенсорного качества, возможно, делает всех нас отчасти синестетами. «Это показывает, что восприятие речи на самом деле мультисенсорное явление, во время которого различные чувства передают нам информацию»,— говорит Хаббард.

Райан Стивенсон, нейробиолог из Торонтского университета, работал над исследованием этой области мозга, участвующей в восприятии речи, считывании мимики, интерпретации эмоций и понимании намерений других людей. Все эти функции, отметил он, у больных аутизмом были ослаблены. В эксперименте он проверил способности обычных детей и детей с аутизмом сочетать слуховую и зрительную информацию. Во-первых, он измерял, насколько ясно дети были способны воспринимать простые неречевые звуки, такие как гудки и свист. Затем детей попросили объединить звук и изображение в тесте на эффект Мак-Гурка. Им показали видео человека, повторяющего «га» вместе с аудио, на котором говорили «ба». Исследователи обнаружили, что обе группы одинаково хорошо воспринимали гудки и свистки, но дети с аутизмом намного реже сообщали о том, что слышат объединенный звук «да». Многие сообщали, что слышат только «ба».

Стивенсон пришел к выводу, что дети с аутизмом медленнее объединяли то, что видели, с тем, что слышали, особенно в речи. «Детям с аутизмом труднее собрать воедино то, что они слышат и видят. Эффект похож на то, что вы можете лучше слышать человека в шумной комнате, если видите его рот», — пояснил Стивенсон.

Собранные вместе, эти открытия показывают, что все мы латентные синестеты в большей или меньшей степени. Чем дальше мы находимся на аутичном спектре, тем менее мы синестетичны. Синестезия способствует не только объединениям в собственном уме, но и между умами. Карусель чувств задает направление нашему раннему развитию и движет нашей человечностью. Мысленно возвращаясь к нашему детскому разуму, ко времени расцвета наших синестетических способностей, мы можем усилить переполняющие нас впечатления от внешнего мира.