Вторая часть исследования, которым занимается Фрейд в статье «Жуткое», как раз и демонстрирует нам через Гофмана идею принципиально психоаналитическую. Как Фрейд пришел к психоанализу? Фрейд, как вы знаете, человек практикующий, это принципиальный момент. И вот, начиная работать с пациентами, с истериками, он сталкивается с тем, что человек представляет собой расщепленное существо. Мы все расщеплены, и это значит, что что-то в нас есть такое, что недопустимо для нас самих, и хуже этого нет. Работая с пациентами, Фрейд приходит к идее того, что пациент отчасти сохраняет себя за счет того, что вытесняет недопустимые для себя идеи. Например, человек говорит, что любит брата больше, чем самого себя, но при этом он бы с радостью его убил. Но он не хочет сталкиваться с этой идеей. Эту идею неприятия своих собственных представлений, своих собственных мыслей, в первую очередь агрессивных, Фрейд называет вытеснением.
Психоанализ сам оказывается жутким, потому что он нацелен на возврат вытесненного, на признание. Есть две формы признания, одна форма — инквизиционная, когда выпытывают признание, что человек — преступник. Фрейд говорит, что это и так понятно, что каждый человек преступник, и не надо его пытать, ведь он и так все скажет. Главное — чтобы человек перестал фильтровать то, что он говорит. Психоанализ на этом и построен. Получается, что по каким-то причинам что-то начинает возвращаться к нам из нас самих и это что-то и вызывает ощущение жуткого. Нет хуже человека, чем ты сам.
Вторая часть эссе, возможно, еще интереснее, чем лингвистическая, и представляет она собой анализ литературного произведения. Хочу заметить, что психоанализ не занимается, как многие думают, анализом биографии художника или режиссера. Фрейд пишет книгу о Леонардо и всю книгу выстраивает на одной фразе из его дневников. Когда он пытается понять, что такое жуткое, то обращается не к жизни Эрнста Теодора Амадея Гофмана, а непосредственно к тексту — анализу истории под названием «Песочный человек». Первое, что нас пугает — и здесь нет никакой новизны Фрейда, — это неопределенность между живым и мертвым: восковые фигуры, целая область кинематографа в жанре хоррор, куклы, автоматы. Некоторое жуткое ощущение возникает у нас, когда мы не можем понять — живой объект или мертвый. В кино эта фигура очень хорошо известна и называется не зомби, а шире — undead, фигура немертвого. Слово undead указывает на то, что dead, то есть мертвый, уже включен в это слово. Это именно не мертвый, а немертвый. Также для Фрейда и приставка «не» имеет ключевое значение.
Почему отрицание важно? Можно привести пример: человек входит и говорит: «Знаете, я сегодня не хочу воды». Это начало очень интересной статьи Фрейда «Отрицание», где он описывает рождение человеческого субъекта через способность сказать «нет». Это эссе начинается с некоего странного совета психоаналитику: если ваш пациент сказал, что та женщина, которую он видел во сне, — это не его мать, знайте, что это его мать. Он сам привнес некое представление, он сказал: «это не моя мать». Эта логика принципиально важна и заключает в себе развитие первой идеи по поводу вытеснения и лингвистического анализа слова Unheimlichkeit как недомашнего. Когда мы говорим о вытесненном, что свидетельствует о том, что это вытеснено? Ответ — отрицание. У Лакана есть термин «запирательство», попытка не признаться: но когда я не признаюсь, я, по сути дела, этим же и признаюсь. Когда я лгу — я говорю правду.
Идея оппозиции живого и неживого, на которой мы остановились, традиционная, но Фрейд идет дальше. Почему меня пугают восковые фигуры? Если отвечать не по Фрейду — потому что я боюсь, что я сам и есть восковая фигура! Это чисто психоаналитическая мысль. И здесь лучше всего подходит слово «автомат». Существуют такие психические расстройства, когда человеку кажется, что он марионетка, что им управляют, что он автомат. Вот эту идею Фрейд с Лаканом проясняют как то, что в человеке есть страх, что он может оказаться автоматом. Марионетка, центр управления которой вынесен в Другого. Существует так называемый невроз навязчивых состояний, и для невротиков с навязчивостями вопрос «живой я или мертвый?» — это центральный вопрос. И в этом я убеждаюсь тоже как человек практикующий. Я зачастую слышу именно такие слова от пациента: «Проблема в том, что я не знаю, живой я или мертвый».