Внутренние войска
Что мы знаем о природе насилия
и способах с ним бороться

Автор: Катя Прокудина
Можно ли лечить агрессию как грипп, почему больше всего вреда нам причиняют те, кого мы любим, как устроен мозг преступника, что нейробиологии известно о зомби, чем человечеству поможет эмпатия, что такое военное YouTube-порно и кто скорее уничтожит планету — искусственный интеллект или естественная человеческая глупость? «Теории и практики» собрали мнения ученых, философов и историков о природе насилия, чтобы понять, может ли общество существовать без него.
Насилие внутри
Есть много причин считать, что человеческая агрессивность — не болезнь или отравление в буквальном смысле, а часть нашего устройства. […] Дети проявляют насилие задолго до того, как на них смогут повлиять военные игрушки или культурные стереотипы. Самый агрессивный возраст — это не юность, а раннее детство: по данным проведенного недавно крупного исследования, почти половина мальчиков в возрасте двух лет и несколько меньший процент девочек дерутся, кусаются и пинаются. Его автор подчеркивает: «Малыши не убивают друг друга, потому что мы не даем им в руки ножи и пистолеты. Вопрос… на который мы пытались ответить последние тридцать лет, — как дети учатся агрессии. Но это неверный вопрос. Правильный вопрос — как они учатся агрессию сдерживать». […] Первое, что нужно сделать, чтобы понять насилие, — забыть о нашем отвращении к нему и выяснить, почему оно иногда может быть выгодно с личной и с эволюционной точки зрения. А для этого нужно переформулировать вопрос: не почему насилие совершается, а как нам удается его избежать. Мораль, в конце концов, не появилась в момент Большого взрыва, заполнив Вселенную подобно фоновой радиации. Ее изобрели наши предки после миллиардов лет нравственно нейтрального процесса, известного как естественный отбор.
Когда родители наказывают ребенка поркой, обычно они не получают от этого удовольствия, но оправдывают свое поведение педагогическими мотивами, а также укрепляют сложившуюся иерархию отношений. Формируется логика «делая больно тебе, я делаю еще больнее себе». Можно осуждать практику физических наказаний и предпочитать ненасильственные методы воспитания, но очевидно, что порка в глазах таких родителей моральна, ведь к ней прибегают исходя из заботы о будущем ребенка. Подобную логику можно применить к по-настоящему ужасным событиям — таким, как террористические атаки. Они были продиктованы моральным кодом, который оправдывал преступления или даже делал их необходимыми. Объясняя психологию террористов, напавших на редакцию Charlie Hebdo, [психолог Тэг] Рей утверждает, что эти ужасные акты насилия были совершены, потому что преступники мстили тому, что казалось им мерзким, отвратительным и морально неверным.
Миндалевидные тела, или миндалины, — часть лимбической системы, которая отвечает за необходимые для выживания реакции, а также за эмоции — наряду с другими областями мозга. Миндалины «работают» со страхом и агрессией, помогая нам осознавать угрозы и выбирать, как мы будем реагировать на них: ударим или убежим. Исследования, проведенные психологами из Питтсбургского университета (США), показали, что у людей, склонных к насилию и агрессии и имеющих психопатические черты поведения, миндалевидные тела меньше нормы: вплоть до трети обычного объема. […]

Еще одно необыкновенно продолжительное исследование, которое совместно с коллегами из Бруклинского колледжа (США) провел пенсильванский психолог Эдриан Рэйни, позволило установить, что миндалины начинают работать неправильно задолго до того, как человек впервые демонстрирует склонность к насилию. В рамках эксперимента специалисты под руководством Рэйни изучили поведение 1795 трехлетних детей. Их попросили прослушать два типа звуков: за одним следовала тишина, а за другим — громкий неприятный сигнал. Одни дети реагировали на него с испугом, демонстрируя так называемое условно-рефлекторное замирание, за которое отвечают миндалины, а другим было не страшно. Ученые 20 лет наблюдали за участниками этого эксперимента и обнаружили, что преступления в основном совершали те, кто не замирал от страха во время первого теста на работу миндалин. […]


Если «преступность разума» можно диагностировать, можно ли ее изменить — до совершения преступления или до его рецидива? Ученые уверены, что да. Эдриану Рэйни, например, удалось обнаружить, что специальная программа питания и система тренировок и когнитивных упражнений для детей, применяемая с трех лет, позволяет повысить функциональность мозга к 23 годам на 34%, что больше чем втрое снижает склонность к насилию (по сравнению с участниками контрольной группы, которые не тренировались и не придерживались программы питания). Специалист из Университета штата Колорадо (США) Дэвид Олдс также обнаружил, что если будущих матерей с низким уровнем дохода посещают медсестры, которые просто беседуют с ними о здоровье, обучении и выполнении родительских обязанностей, то в подростковом возрасте их дети реже подвергаются аресту.
Ритуал создания зомби сам по себе — поступок далеко не коварный, совершается он по прихоти колдуна вуду (или bokor) и в деревнях Гаити имеет важные социальные и культурные функции. Он является, по сути, неформальным судебным наказанием. […]

Если отставить в сторону религиозные верования, цель ритуала создания зомби — изъять из сообщества и переместить подальше проблемных индивидов, заставив их поверить, что они больше не контролируют свою душу. Эта форма рабства в той же степени психологическая, сколь и физическая: зомби не только уводят в цепях после ритуала, но они сами искренне верят, что полностью утеряли свободу воли. Есть несколько зарегистрированных случаев, когда люди умирали, их хоронили, а потом недели спустя их обнаруживали бродящими по улицам Гаити, словно они воскресли из мертвых. Хотя эти сообщения редки, они достаточно последовательны, чтобы заинтриговать даже не верящих в это людей, например академических биологов и журналистов Би-би-си.

Как это все связано с мозгом? Антропологическое исследование этноботаника Уэйда Дэвиса показало, что процесс создания зомби на Гаити во многом опирается на принципы нейронауки. В частности, Уэйд Дэвис предположил, что практика зомбификации вуду основывается на двух весьма любопытных нейрофармакологических веществах: на тетродотоксине и дурмане. Тетродотоксин — это нейротоксин, который вырабатывается в организме многих животных, в частности у иглобрюха. Он выводит из строя системы, которые позволяют нейронам общаться. Это и есть тот факт, который делает поедание японского деликатеса фугу (иглобрюха) столь захватывающим и опасным: если он приготовлен неверно, вы можете умереть. Точнее, колдуны вуду пользуются этим свойством яда, чтобы симулировать смерть, вызывая почти фатальный паралич. Это состояние длится, пока тело не избавляется от тетродотоксина и не пробуждается.
Насилие вокруг
Часто психопатов ассоциируют с людьми, которые воруют, грабят и убивают. И действительно, среди преступников, особенно практикующих физическое насилие, много психопатов. Однако в большинстве случаев психопатические личности не оказываются на скамье подсудимых. Именно с этими «обыденными психопатами» мы и сталкиваемся в повседневной жизни. Это люди, имеющие психопатические черты. Мы влюбляемся в них, потому что они обаятельны и обходительны; нас связывают с ними кровные узы, если они являются нашими родителями, братьями, сестрами; мы взаимодействуем с ними на работе.

Среди руководителей высшего звена, по всей видимости, достаточно большое количество людей имеют психопатические черты, поскольку руководящая позиция дает возможность реализовать тягу к власти и удовлетворить потребность во внимании со стороны окружающих. […] Кроме того, нам известны примеры того, как государство управляется железной рукой психопатической личности. Появлению таких людей у власти больше способствует диктатура, а не демократия. Встречаются психопатические лидеры, чья решительность и жесткость находят поддержку у широких масс населения. И только люди, работающие в непосредственном контакте с ними, знают о злоупотреблении властью и о том, как они травят, изводят и наказывают тех, кто с ними не соглашается.

Наибольший вред обыденные психопаты могут причинить своим домашним, поскольку за закрытыми дверями дома членов семьи можно изводить годами, и никто не вмешается, никто не сообщит об этом в СМИ. Внешне все может выглядеть вполне пристойно, и только жертвы — супруги, дети, родители — на собственном опыте познают другую реальность.
Действительно опасен для окружающих тип под названием «перверзный нарциссист». […] Отличительное качество перверзных нарциссистов — способность перевернуть любую ситуацию с ног на голову, извратив ее детали и выводы партнера («перверзный» — от латинского «pervertere» — «извратить, вывернуть»). Именно они выбирают в качестве инструмента межличностных отношений моральное насилие, и именно от них уйти, не покалечив психику, бывает непросто.

Перверзные нарциссисты не выбирают на роль своих жертв слабых или неуверенных в себе людей. Их целевая аудитория — яркие умники и умницы, открытые, успешные, впечатлительные, полные оптимизма и жизненных сил. Нередко отношения с перверзными нарциссистами заканчиваются для их супругов и друзей клинической депрессией и суицидом, еще чаще — психологическими травмами, которые затем залечиваются годами, если залечиваются вообще. […]

В общении с партнерами перверзные нарциссисты часто апеллируют к их «сверхчувствительности» и склонности создавать проблемы «на ровном месте». Человек неуклонно теряет в общении с ним свои права: право задавать вопросы и получать ответы, говорить о своих чувствах и сердиться. Гнев и недовольство оказываются «неразумными» или «иррациональными». Ведь чтобы получить над партнером всецелую власть и легитимизировать отсутствие человеческих чувств, перверзному нарциссисту необходимо деперсонализировать его, разрушив его «я».
Если взять результаты Национального исследования коморбидности и сложить процент травм, связанных с изнасилованиями, домогательствами, нападениями, драками, угрозами, сопровождаемыми демонстрацией оружия, халатностью и жестоким обращением, то получаются следующие цифры: 45% для мужчин и 43% для женщин. Доля травм, причиной которых являются стихийные бедствия, составляет лишь треть от этих величин. Но и это еще не все: зачастую мы становимся жертвами преступлений и злоупотреблений, совершенных теми самыми людьми, которых мы любим и которые нам близки. По данным Министерства юстиции США, приблизительно одна из шести женщин в Америке хотя бы раз в течение своей жизни подвергается насилию сексуального характера. Вопреки широко распространенному мнению, большинство людей знают своих насильников. […] Причем, как это ни ужасно, насильниками 62% женщин были те, с кем они были близко знакомы: настоящий или бывший муж, настоящий или бывший сожитель, поклонник или любовник. Эти формы виктимизации, иногда называемые межличностными травмами, приводят к наиболее тяжелым последствиям.
Наука постепенно приходит к пониманию того, что отказ от прощения может быть одним из факторов ухудшения физического состояния. Психологи Шарлотта Уитвлиет, Томас Людвиг и Келли ван дер Лан обратились к группе из 71 студента Хоуп-колледжа в штате Мичиган с просьбой вспомнить человека, который когда-либо плохо с ними обошелся или обидел. Закрепив на каждом из студентов датчики для измерения частоты сердечных сокращений, артериального давления и активности симпатического отдела центральной нервной системы, организаторы исследования попросили их сначала представить, что они прощают обидчика, а потом — что они затаили на него обиду. Был получен простой результат, дававший четкий ответ на поставленный вопрос: когда участники представляли себе, что отказываются прощать, они переживали более сильные отрицательные эмоции, а также у них чаще билось сердце и отмечался более высокий уровень давления и активности симпатического отдела нервной системы, чем когда они представляли ситуацию, в которой были готовы простить. […] Одним из любопытных результатов научного изучения этой проблемы является вывод о наличии прямой связи между прощением и более низким уровнем депрессии. […]

Ряд ученых разработали так называемые процессные модели, объясняющие, почему люди в конечном итоге все-таки приходят к осознанию необходимости прощения. Эти модели отличаются друг от друга некоторыми деталями и терминологией, однако практически все они сходятся в том, что жертвы должны пройти через этап осознания страданий, причиненных злодеяниями других людей, признав, что это изменило их жизнь, причем, возможно, навсегда, и дав выход своим чувствам — печали, утраты, гнева, а порой и ярости. […]
Далай-лама считает, что конструктивный, правильно направленный гнев может быть полезным. […] Когда мы возмущаемся несправедливостью, он призывает нас задействовать позитивные аспекты гнева (такие как интенсивный фокус, прилив сил и решительный настрой), которые могут сделать наш ответ на несправедливость более эффективным. Но это становится невозможным, если мы позволяем нашему гневу выйти из-под контроля. В этом случае интенсивный фокус превращается в одержимость, прилив энергии — в неконтролируемое возбуждение, а решительность — в жестокость. Важно не просто действовать. Важно и то, как действовать. В целом Далай-лама выступает за уменьшение деструктивных эмоций, включая гнев. «Терпимость означает, что мы должны избавиться от гнева и ненависти. Но если какой-либо человек причиняет вред нам самим или другим людям, а мы ничего не делаем в ответ, этот человек может почувствовать свою безнаказанность и усугубить свое негативное поведение».
Может ли общество отказаться от насилия?
Предсказать, кто будет жертвой, довольно трудно, но всегда это какой-то ребенок, отличающийся чем-то от большинства или, по крайней мере, от той группы, которая занимается буллингом. Это могут быть дети, которые меньше или больше по весу, или дети, которые очень хорошо учатся. Важно, чтобы их легко можно было маркировать как жертв. […] Если в классе какое-то количество драчунов, то у вас будет какой-то уровень агрессии, но никто не будет глубоко обижен, потому что они друг с другом подерутся, а потом помирятся. А есть агрессоры и жертвы. И в таких ситуациях всегда есть сторонние наблюдатели, потому что большая часть класса обычно не принимает участия в буллинге, она просто смотрит. И вот этих сторонних наблюдателей важно научить говорить: «Нет, не надо, не трогай его!» — тогда буллинг падает очень заметно. Агрессор видит, что его действия не одобряются большинством, а он хочет быть популярным. Применять дисциплинарные меры к агрессорам, как это у нас часто принято, неэффективно: агрессоры озлобляются. А вот выраженное социальное неодобрение большинства — это эффективно. […] Успешный опыт агрессии, когда человек становится групповым лидером именно благодаря тому, что он агрессивен, конечно, остается на всю жизнь. […] В этом смысле проблема школьного буллинга — это совсем не только проблема школы и ее климата. Это проблема общества в целом, в котором будут жить люди с успешным опытом насилия.
Спустя десять лет после начала своей работы в качестве эпидемиолога в странах Африки Гарри Слуткин вернулся в Америку, чтобы воссоединиться со своей семьей и восстановить силы. Тогда он впервые узнал о проблеме эскалации подросткового насилия. Среди обсуждаемых решений предлагалось усиление наказаний, но Слуткин полагал, что наказания не являются основным стимулятором к изменению поведения. […] Заинтересовавшись вопросом, Слуткин начал изучать области распространения насилия на карте США. Он пришел к выводу, что насилие ведет себя так же, как и любой опасный вирус, — группируясь в кластерах и распространяясь волнами: из одного основного очага оно расходится вокруг, как инфекция гриппа или малярии. Исследователь решил использовать свой опыт для борьбы с преступностью и беспорядками, разработав программу из трех этапов. На первом этапе специально подготовленные специалисты искали источники агрессии — людей, которые готовы были начать конфликт из-за денежного долга или из-за того, что кто-то не так посмотрел на их девушку — и пытались предотвратить взрывоопасную ситуацию и дальнейшее распространение агрессии. На втором этапе проходила работа с людьми, которые были задеты волной чужой агрессии или входили в группу риска. Третий этап заключался в образовательной и гуманитарной деятельности с целью изменить существующие нормы поведения, культуру и выработать «групповой иммунитет» — подобный способ отлично себя зарекомендовал в Уганде.
Человек расистских взглядов, скорее всего, впитывает такое отношение из окружающего мира: расистские общества часто институционализируют нетерпимость и неофициально учат ей своих граждан. Но в других случаях убеждения расистов прямо противоречат ценностям их социальной среды. Чтобы понять таких людей, мы должны обратиться к понятию нарциссизма: иногда расист — просто нарцисс, повышающий свою самооценку за счет расовых групп и меньшинств, которых он считает хуже себя. Нарциссы-задиры часто придерживаются расистских взглядов и преследуют меньшинства с рвением праведника. «Чувствуя себя лучше своих жертв, задиры считают, что у них есть и возможность, и право оскорбить. Они — вербовщики, убежденные, что только за ними правда и что их путь — единственно верный… что они чисты, а остальные — порочны».

Нарцисс-моралист с расистскими взглядами считает себя существом высшего порядка, а своих жертв — низшей кастой, презренными неудачниками, которые получают то, что заслужили. Как и всем истинным нарциссам, ему определенно не хватает эмпатии.
«Что такое эмпатия? Это довольно запутанная вещь. Когда в роддоме один ребенок начинает плакать, остальные тут же плачут вместе с ним. Они просто не знают почему, но это заложено в них биологически. Примерно в возрасте двух с половиной лет ребенок начинает узнавать себя в зеркале, и тогда же у него появляются зачатки зрелой эмпатии. […] Примерно к восьми годам ребенок начинает узнавать о жизни и смерти, понимает, откуда он взялся и что у него одна-единственная жизнь в распоряжении, хрупкая и драгоценная, и однажды он умрет. […] Как только ребенок понимает, что жизнь хрупка и заканчивается смертью, а каждый ее момент драгоценен, это позволяет понять ему ценность остальных жизней вокруг. […] Эмпатия — противоположность утопии. В раю эмпатии нет, я гарантирую вам это, даже не побывав там. Ее там нет, потому что там нет понятия смертности и нет страдания. Эмпатия базируется на осознании смертности и борьбе за возможность для себя и ближнего выжить и процветать. Она держится на нашем несовершенстве, страхах и взаимопомощи. Так что, когда мы говорим о сочувствующей цивилизации, мы не говорим об утопии. Мы говорим об обществе, построенном на эмпатии — желании помочь себе и особям своего вида прожить лучше ту единственную жизнь, которую мы имеем, на этой маленькой планете».
За: лидер борьбы за независимость Индии Махатма Ганди

Во времена борьбы и восстаний по всему миру Ганди выделялся на фоне других лидеров своим личным достоинством и добротой, простотой одежд и привычек, а также особой духовностью. В то же время ему удалось сформировать мощное и успешное массовое движение, для которого Ганди прибегнул к привычной тактике слабого игрока — маршам, стачкам и бойкотам, используя их как составляющие величественного и достойного нарратива. Его призывы к доброй стороне противника и обещания мира оставляли возможности для компромисса. Но была ли такая стратегическая формула применима в широком смысле, или подходила исключительно для Индии в сложившихся обстоятельствах? […] Вопрос этот встал особенно остро с приходом к власти Гитлера и Второй мировой войной. […] Уверенность Ганди в том, что его методы подходят и против нацистов, мало кто разделял. Сам он не очень хорошо справлялся с собственным народом, когда Индия получила независимость и в ней начались внутренние конфликты. Несмотря на все попытки, Ганди не удалось побороть разногласия между индуистами и мусульманами, а в 1948 году он сам погиб от рук фанатика.

Против: протестантский священник, теолог Рейнгольд Нибур

Он не возражал против самого принципа, однако предупреждал о последствиях его применения в нашем несовершенном мире. Нибур не разделял оптимизма в отношении изначальной доброты людей. Неосторожно было ожидать от тех, кто извлекает прибыль из неравенства и несправедливости, позитивной реакции на оправданные требования равенства и справедливости. Вместо того чтобы обращаться к сильным мира сего с позиций любви, следовало противопоставить им другую силу. […] Хотя здравый смысл призывает к сотрудничеству и ненасильственным мерам, «нет такого чуда, которое заставит человека достичь такой степени разумности, чтобы поставить общие интересы превыше личных». Группирование дополнительно осложняет ситуацию, поскольку толпа вообще не склонна проявлять здравый смысл. В результате попытки обращаться к группам через мораль и любовь, которые могут сработать в отношении отдельного человека, порой приводят к катастрофам. […]


(Не)вынужденное насилие: война
В прошлом

Теорию о справедливой войне (нечто среднее между пацифизмом и милитаризмом) можно найти в «Политике» Аристотеля. По мнению древнегреческого философа, война справедлива, если нужна для защиты своего государства или для покорения жестоких варваров. Поэтому каждому государству, по мнению Аристотеля, необходимо обладать военной мощью, достаточной для отражения атаки. С другой стороны, эта мощь не должна превышать нужную для обороны, так как «тиран склонен также вести войны, чтобы подданные не имели свободного времени и постоянно нуждались в предводителе». Аристотель считал заботу о военных делах только средством для достижения блага, хотя, впрочем, также полагал, что само состояние войны может положительно влиять на человека, не балуя его излишним досугом и закаляя чувством справедливости и воздержанием. Так было положено начало традиции оправдания войны философскими методами.
[…]

Никколо Макиавелли в XVI веке продолжает линию Аристотеля, говоря о войне как о средстве достижения политических целей. […] Государь — по мысли, выраженной в книге Макиавелли — должен упражняться в военном искусстве, так как это единственное средство сохранить власть. […] Своим гражданам она [война] внушает почтение, заставляет забыть о смуте или фронде и в конечном счете подчиняет всех влиянию государя-победителя. Война дает денежные вливания, восхищает подданных и не дает им времени для злоумышлений.
[…]

В 1832 году вышла книга прусского офицера Карла фон Клаузевица «О войне» («Vom Kriege»), в которой тот рассуждает о философии войны. […] Является ли война средством достижения чего-либо — или, может быть, война и есть самоцель? Клаузевиц приходит к выводу, что сама по себе война не имеет ценности: «Война есть продолжение политики, только иными средствами». Благодаря обилию военной теории, укорененной в то же время в философии, книга стала основополагающей для европейских полководцев и офицеров середины XIX — начала XX века.
В будущем

Каждый предыдущий скачок в войне, будь то изобретение огнестрельного оружия или атомной бомбы, всегда приводил к тому, что орудия стреляли быстрее, двигались дальше, причиняли больше ущерба. Это также относится и к роботам, но, кроме того, машины меняют опыт солдата и его личность. Другими словами, монополия человечества на ведение войны, державшаяся 5 тысяч лет, разрушается на наших глазах. […] Как вся эта гонка отразится на нашем производстве, науке и образовании? Или какой будет война с такими солдатами, оборудование которых разработано в Китае, а программное обеспечение создано в Индии? Ведь как только это ПО становится общедоступным, кардинально меняются приемы ведения войны. При создании роботов не нужны такие сложные производственные мощности, как при разработке самолетов. Большинство из них делаются вручную. За тысячу долларов можно приобрести точно такой же экземпляр, который используют в Ираке. Хорошие парни могут работать с этими системами, но и плохие тоже могут. Вот это пересечение робототехники и терроризма довольно ужасающе. […]

Будущее — это еще и YouTube-войны. Новые технологии не только избавляют людей от рисков, но и фиксируют все, что они видят. Таким образом они меняют форму восприятия войны. На YouTube есть уже тысячи видео из Ирака — большинство из них сняты беспилотными аппаратами. Здесь есть положительный момент: между военным фронтом и тылом выстраиваются связи, которых раньше не существовало. Но при этом распространение таких роликов неизбежно приводит к тому, что любой желающий может закачать видео атаки себе на iPod и превратить его просмотр в некий способ развлечения. У солдат есть специальное название для таких роликов — военное порно. […]

Будущее войны заключается также в новом способе ведения борьбы. Один управляющий беспилотником рассказал мне, как он воюет в Ираке, не выезжая из Невады: «Ты сражаешься 12 часов, стреляешь из оружия по целям, убиваешь врагов, потом садишься в машину и возвращаешься домой. И вот уже через 20 минут ты ужинаешь с детьми и расспрашиваешь их об уроках».
«Вряд ли в списке угроз для человечества первым номером идет притеснение роботами людей, которое можно было бы сопоставить, например, с тем, как австралийские аборигены притеснялись европейскими колонистами. Скорее следовало бы побеспокоиться о том, что может сделать с искусственным интеллектом человек, чем о том, что ИИ может сделать сам по себе. Мы, люди, скорее настроим интеллектуальные системы друг против друга или станем слишком сильно зависеть от них. Как в басне об ученике чародея: если искусственный интеллект и причинит вред, то, вероятно, из-за того, что мы, руководствуясь благими намерениями, давали ему плохо продуманные команды, а не потому, что машины желают нас завоевать. Самым большим риском остается природная глупость, а не искусственный интеллект».
«Миллион лет — не возраст для биологического вида. Но мы все-таки особенный вид. Мы изобрели средства собственного уничтожения. И можно утверждать, что мы демонстрируем довольно вялое нежелание их использовать. […] Мы, бесспорно, уступаем другим видам в скорости, в мимикрии, в способности копать, в плавании, в умении летать. Мы всего лишь умнее. И по крайней мере до изобретения оружия массового уничтожения именно благодаря умственным способностям у нашего вида наблюдался устойчивый — даже экспоненциальный — прирост численности. За последние несколько тысячелетий человеческое население планеты увеличилось намного более чем в сотню раз. Человек установил свои форпосты не только на всех континентах, включая Антарктиду, но и в океанских глубинах, и на околоземной орбите. И если мы не уничтожим сами себя, то, очевидно, продолжим двигаться в том же прогрессивном направлении и в конце концов начнем заселять соседние планеты. Еще мне кажется очевидным, что через тысячу лет историки — если они еще останутся — будут оглядываться на наше время как на поворотный момент, развилку в истории человечества. Потому что если мы уцелеем, то наш век будет вспоминаться как период, когда мы могли уничтожить свой род, но одумались и сумели этого избежать. Это будет период, когда планета сплотилась».
Еще
Made on
Tilda