Если не знаешь язык в совершенстве, то нет смысла начинать

Дмитрий Леонов (Москва): «Я никогда специально английский не учил: в школе были обычные уроки, ничего особенного, в институте я пошел в спецгруппу, но по объему занятий она несравнима с каким-нибудь языковым вузом, плюс у нас все-таки был технический уклон. Поэтому скорее главную роль тут сыграл какой-то интерес, любопытство: я всегда много читал на английском, мне это очень нравилось. Конечно, я не могу сказать, что знаю язык в совершенстве, мне кажется, что в принципе в совершенстве его знают исключительно носители, да и то не все, а только, например, профессора лингвистики и литературы».

Без гуманитарного образования будет трудно

Дмитрий Леонов (Москва): «У меня техническое образование, я инженер по вычислительной технике и всю жизнь примерно этим и занимаюсь. Мне гуманитарного образования не хватает, особенно для полного погружения. Но техническое местами помогает: при переводе часто появляется необходимость глубже изучить предмет, даже когда он упоминается вскользь, и если тебе непонятно, о чем идет речь, то ты не можешь что-то адекватно передать. Например, в книгах Майкла Крайтона, одного из моих любимых писателей, встречаются такие технические реалии, которые, наверное, непросто понять человеку с гуманитарным образованием, если он не углублялся в тему. Обидно видеть, как в целом хорошо переведенная книжка страдает от того, что переводчик просто не владеет технической частью материала и не привлек какого-то специалиста, чтобы он помог ему разобраться».

Все сильно зависит от того, с какого языка переводить

Ирина Лейченко (Амстердам): «Я перевожу с нидерландского и английского, и, как мне кажется, процесс один и тот же, по крайней мере для этих языков. Ты пытаешься понять текст, почувствовать стиль, представить это по-русски — и неважно, на каком языке оригинал. Конечно, есть какие-то реалии, связанные с жизнью в Голландии или в англоязычных странах, но это все частности».

Если живешь в стране, где все говорят на английском, то переводить с английского намного проще

Олеся Фатьянова (Мак-Кинни, Техас, США): «У меня два образования: первое — журналистское, второе — английская филология. Я уже несколько лет живу в Америке, но, честно говоря, не могу сказать, что именно это очень мне помогает при переводе: я все время нахожусь в определенной среде, у меня ограниченный круг общения, среди моих знакомых нет, например, студентов или маргиналов, поэтому с тем же сленгом бывают трудности. Скорее у меня есть преимущество потому, что мой муж — американец, и если попадаются какие-то неясные выражения или культурные ситуации, то я всегда могу подойти к нему и спросить: «Как ты это понимаешь?» В этом плане у меня, конечно, большой бонус».

Если правильно понял суть текста, то перевести его уже не проблема

Дмитрий Леонов (Москва): «Во время занятий оказалось, что даже «простой» текст оригинала, где почти нет никаких загадок с точки зрения языка и понимания контекста, мне порой очень трудно переложить на русский. Чувствуешь себя иногда ученой обезьяной: все понимаешь, а сказать ничего не можешь. Возможно, виной тому мой перфекционизм, но я постоянно замечаю: не так просто сформулировать даже то, что кажется вполне понятным».

Если ты хорошо переводишь, то можно сделать сложную книгу проще

Павел Зайков (Мурманск): «Я думаю, что делать текст более «удобным» для читателя в ущерб точности не надо, потому что если за переводом теряется автор, то это не дело. Я тут соглашусь с Виктором Петровичем Голышевым, который нам говорил, что для переводчика приоритет — это автор, он в первую очередь несет ответственность перед ним, а не перед читателем. Конечно, тут еще важно чувствовать грань между точностью и буквализмом, потому что как раз буквализм точность убивает: если что-то перевести дословно, то можно потерять ауру. Например, в английских произведениях для обозначения прямой речи постоянно используется said, но если в русском тексте все время писать «сказал», это выглядит стилистически неправильно. Поэтому слово в слово, конечно, переводить нельзя».

Чем ближе перевод названия к оригинальному, тем лучше

Павел Зайков (Мурманск): «Я переводил для «Иностранной литературы» рассказ Майкла Коннелли и Денниса Лихейна, он назывался «Red Eye». Казалось бы, «Красный глаз». Но на самом деле в американском английском red eye — это еще и поздний рейс: человек куда-то летит ночью, прилетает с утра, в самолете особо не поспишь, поэтому у него глаза красные. Перевести это так, чтобы было коротко и передавало смысл, довольно-таки сложно. В итоге пришлось отойти от оригинала: рассказ мы назвали «Без сна в Бостоне», что, конечно, не совсем из той оперы».

Диалоги переводить проще всего

Екатерина Ясиновская (Москва): «Когда берешься за перевод, сразу понимаешь, насколько ты косноязычен с точки зрения диалогов. Мне кажется, что речь героев переводить сложнее, чем какое-то сплошное художественное повествование: люди не говорят отрывками из текста, люди говорят как люди. Более того, они должны говорить по-разному: один может быть иностранцем, а другой — носителем, герои бывают из разных слоев общества, в разном эмоциональном состоянии, мужчины-женщины — все это надо передавать через язык, потому что других возможностей у тебя нет. Поэтому речевая характеристика персонажей стала для меня открытием».

Переводить авторов и книги, которые тебе нравятся, легче

Ирина Лейченко (Амстердам): «На курсах нас учили, что нужно обязательно хорошо представлять то, что переводишь. И, конечно, тут могут возникать свои проблемы. Например, однажды мне предложили перевести детектив: там был какой-то кошмарный сюжет про маньяка, который жутчайшим образом калечил своих жертв и сжигал их. После первых десяти страниц я поняла, что не хочу с этим жить, не хочу представлять, как он все это делает, тем более там было страниц пятьсот — это много месяцев работы. И я отказалась, хотя это была первая книжка, которую мне предложили перевести. Наверное, кто-то перевел. Сочувствую ему».

Детскую литературу переводить проще, чем взрослую

Ирина Лейченко (Амстердам): «Мне кажется, что человек, который очень здорово может переводить какие-то интеллектуальные романы, не обязательно хорошо справится с книжкой для трехлетки, потому что тут другой язык, другие вещи выходят на первый план. Например, я очень полюбила переводить книжки-картинки, потому что в них, с одной стороны, нужно добиваться предельной ясности: очень важно, чтобы ребенку было понятно, о чем идет речь. С другой стороны, надо следить, чтобы текст удобно было читать вслух, чтобы у родителей язык не заплетался, чтобы предложение влезло в ограниченное пространство на странице. А поскольку в таких книжках обычно мало слов, каждое из них может полностью перекосить фразу и, когда что-то не так, это всегда очевидно, потому что прикрыться нечем. А еще там часто бывает какая-то языковая игра, смешные имена — чего только не придумывают детские авторы! Так что тут все непросто».

Нон-фикшн переводить проще, чем художественную литературу

Ольга Полещук (Санкт-Петербург): «При переводе нон-фикшна своя специфика. Во-первых, там же не сухие факты и формы, а что-то такое, что тебя захватывает, значит, и текст должен захватывать. Тут как раз все похоже на художественную литературу. Сложность в том, что ты часто не владеешь той информацией, о которой идет речь в книге. Но лексический словарь любой отрасли очень ограничен, и если ты там поваришься какое-то время, то быстро все выучишь, а дальше уже легче: ты оперируешь этими терминами и понимаешь, что к чему. Я переводила книгу для детей про увлекательную физику, и понятно, что мне приходилось залезать в словарь чаще, чем обычно. Конечно, каких-то сверхтерминов там не встречалось и, в принципе, все было довольно понятно. Но ты, например, уже забыл какой-нибудь из законов Ньютона, и приходится лезть в интернет, чтобы не соврать. Поэтому все, что касается специфики, конечно, было сложнее, а стиль проще. Хотя свои стилевые моменты тоже есть: автор старается увлечь детей и подростков, рассказывать так, чтобы им было нескучно, писать с юмором. У нас с редактором разногласия вызвали именно какие-то шутки, потому что ей казалось, что некоторые из них неприемлемы, а я с ней не соглашалась. Но в принципе, это, конечно, дело вкуса и еще раз доказывает, что в переводе не существует единого правильного мнения».

Одними переводами можно нормально зарабатывать, особенно за границей

Ирина Лейченко (Амстердам): «Я бы больше всего на свете хотела заниматься исключительно художественным переводом, но на это совершенно невозможно прожить. Мне кажется, что почти любой вид письменного перевода оплачивается лучше, чем художественный. При этом, на мой взгляд, это самый сложный вид перевода и он должен оплачиваться как минимум не хуже. Это очень грустно: ты месяцами можешь сидеть и работать над одной книгой, а тебе не только мало заплатят, но еще и неизвестно, заплатят ли вообще и когда. Даже в моем небольшом опыте работы с издательствами это происходит с очень большим скрипом, и ты постоянно должен ходить и напоминать о себе. Сейчас я живу в Голландии, и тут переводчики тоже жалуются на плохую оплату, им тоже часто приходится подрабатывать в других местах, но они борются за свои права: у них есть организация, которая, например, выработала модельный контракт, в котором прописан минимальный тариф. Она помогает молодым переводчикам вести переговоры с издателями».

В издательство можно просто прислать интересный текст, и на тебя обратят внимание

Ольга Полещук (Санкт-Петербург): «Я перевела два романа и пыталась их опубликовать, но пока безуспешно. Казалось бы, все издательства пишут: «Мы ищем тексты, присылайте», но потом ты отправляешь, а в ответ тишина. Очень обидно, потому что романы неплохие: это не гениальные произведения, но очень хорошая юношеская литература — как мне кажется, душеполезная. В Германии есть премия за произведения для детей и подростков (Deutscher Jugendliteraturpreis), и один из них получил первую премию, а другой был в шорт-листе. Но поскольку никаких связей в издательствах нет, так они у меня и лежат».

В издательствах всегда много работают с текстом и тщательно редактируют его

Ольга Полещук (Санкт-Петербург): «Я окончила немецкое отделение иняза в педагогическом институте имени Герцена и с языком работаю всю жизнь, но как-то так получилось, что никогда не занималась художественным переводом. Решила наконец попробовать и выбрала для тренировки роман Вольфганга Херрндорфа «Чик». В книге много сленга, много всего нужно было придумывать, изобретать эквиваленты — я была так горда собой, когда закончила! Но после того как моя подруга-русист его вычитала и вернула мне, я схватилась за голову: правок было прилично, я стала работать над ними и увидела, как часто язык оригинала довлеет над переводчиком: погружаясь в немецкий текст, забываешь про русский, и в результате выходит корявая конструкция. Сначала я думала, что буду переводить роман для себя. Но потом поняла, что мне бы хотелось, чтобы кто-то его прочитал. С «Чиком» получилась печальная история: оказалось, что он уже в процессе издания. Мне было ужасно обидно. Когда он вышел, я решила, что сейчас почитаю и поучусь: все-таки это опубликованная книжка, с ней работали редакторы. Открыла, а там ошибка на ошибке: например, перепутаны щека и голень, коленка и лоб и так далее. Я расстроилась. Это, конечно, не совсем ужас: роман переводила молодая девушка, видно, что этим делом она занялась не зря, большим плюсом ее текста был динамизм. Но с другой стороны, мне кажется, что именно молодость давала ей некоторую самоуверенность и она себя не перепроверяла, не открывала лишний раз словарь и допускала ошибки — порой непростительные».

Издательства всегда советуются с переводчиком и прислушиваются к его мнению

Ирина Лейченко (Амстердам): «Издательства далеко не всегда относятся к переводчикам с уважением, и это выражается не только в оплате, но и в самом процессе работы. Бывает так, что ты посылаешь перевод и вообще не слышишь ничего в ответ: тебе не дают посмотреть редактуру, не говорят, когда книжка выйдет. Если ты сам не будешь спрашивать, то тебе так ничего и не скажут. Могут что-то поменять, вплоть до названия, и не сообщить об этом тебе. Конечно, бывают издательства, которые работают по-другому, но их не так много».

Редактор точно знает, как правильно

Павел Зайков (Мурманск): «Если редактору кажется, что где-то есть какая-то неточность, то он может предложить свой вариант, но часто он просто указывает на ошибку и предлагает подумать над ее исправлением. Иногда это стиль, иногда — неправильное словоупотребление, иногда что-то не вяжется между частями текста. По сути, после правки редактора ты еще раз перечитываешь текст и меняешь его, затем идет второй этап правки. В итоге нужно принять окончательное решение, и оно, как мне кажется, должно оставаться за переводчиком. Все-таки он потратил больше времени, чтобы понять произведение, у него больше прав на то, чтобы иметь свое видение, потому что перевод — это занятие, которое требует погружения, ты начинаешь жить в тексте, отождествлять себя и с автором, и с героями».

Нора Галь точно знает, как правильно

Ольга Полещук (Санкт-Петербург): «Я думаю, что в творчестве не должно быть авторитетов. Нельзя сказать, что если человек опытный и он чего-то достиг, то это уже нерушимо, потому что на этом искусство и творчество заканчиваются, появляется догма, которая все будет портить. Даже когда читаешь «Слово живое и мертвое» Норы Галь, все равно понимаешь, что эта книга была написана в 1960–70-е годы, с тех пор прошло много лет. Преимущественно, конечно, все правильно и все великолепно, но местами чувствуешь какое-то излишнее пуританство и думаешь, что это пуританство осталось в том времени. Например, она очень критикует слово «момент», говорит, что его стоит избегать, что лучше заменить на «минуту» и так далее, но сейчас мы его постоянно употребляем, оно вошло в речь. За прошедшие сорок лет какие-то вещи изменились, и это не значит, что язык стал нечистым, просто нормы немного сдвинулись».

Когда станешь переводчиком, все книги будешь читать только в оригинале

Ирина Лейченко (Амстердам): «Обычно я читаю в оригинале, но если мне интересно, как книжка сделана на русском, то смотрю и перевод. Бывает, что читаешь его и видишь, что что-то можно было сделать лучше, особенно часто это связано со структурой фразы: я очень не люблю, когда английский текст угадывается в русском, когда я точно понимаю, как это выглядело в оригинале. Некоторые, наоборот, считают, что это хорошо, но мне это очень мешает, и когда я такое вижу, то стараюсь закрыть книжку или дочитываю, но с большим раздражением. Но чаще я смотрю переводы, которые хвалят, и многому учусь. Например, я вижу, что опытные переводчики дозволяют себе большую степень свободы, потому что увереннее себя чувствуют. Они вполне могут отойти от фразы в оригинале, но при этом не жертвуют точностью. Мне этого иногда не хватает: бывает, я привязываюсь к какому-то слову и оно меня не отпускает».

Читать русских авторов в переводах невозможно

Екатерина Ясиновская (Москва): «После занятий у меня проснулся интерес к сопоставлению оригинальных текстов и перевода. Я накупила в интернете кучу изданий русских авторов на иностранных языках, и мне этот вариант кажется даже более любопытным, чем сравнивать русские переводы зарубежных авторов: все-таки интересно, как хорошо знакомые произведения передают на другом языке. Например, я читала «Собачье сердце» на французском, и меня очень удивило, что там изменили фамилию Преображенскому — он стал Трансфигуратовым, я сначала даже не поняла, кто это. Долго думала над этим и решила, что я бы его оставила Преображенским. Еще меня восхитил «Конек-Горбунок» на французском: там можно даже какого-то слова не знать, но все равно читаешь и чувствуешь, что это те же стихи, что и в детстве».

Нет смысла учиться на литературного переводчика, если не собираешься потом работать по этой специальности

Екатерина Ясиновская (Москва): «Когда я шла на курсы, то не думала, что из меня там сделают переводчика художественной литературы высшего звена. В первую очередь я их воспринимаю как возможность поднять собственный культурный уровень, развить кругозор и критическое мышление. Даже тем, у кого лингвистическая специальность, часто в жизни не хватает литературы. А тут я открыла для себя замечательных англо- и франкоязычных авторов, мы смогли посмотреть очень много интересных произведений различных жанров. Конечно, огромная польза и с точки зрения практики: все-таки при изучении иностранных языков не так много внимания уделяется их связи с русским, главное — точность перевода, но ведь он должен также хорошо читаться, должен быть красивым, нужно придерживаться какого-то стиля. А тут благодаря постоянной практике твои тексты становятся более живыми, и даже неважно, перевод это или нет. Мне кажется, что в этом отношении я действительно выросла. Но в целом для меня дело даже не в утилитарности занятий, а в очаровании самой ситуации: вы сидите с замечательными людьми, с гениальными преподавателями и разбираете потрясающие произведения».